Генеральная проверка

Через несколько минут тронулся и поезд на Варну. Димитров и Люба стояли у окна, думая о том, что их ждет впереди. Партия возложила на них трудную задачу: как можно скорее встретиться с Коларовым.

— Интересно, куда это он ездил? — спросила Люба.

— Наверное, выполнял какое-нибудь поручение.

— Да, наступило время поручений! — вздохнула она.

Стучали колеса, поезд мчался все быстрее вперед, и черная грива дыма стлалась над равниной.

11

Долгая, нескончаемая борьба сблизила их, научила опираться друг на друга в трудные минуты. Когда они думали о том, сколько бурных и неожиданных событий им пришлось пережить за прошедшие годы, им казалось странным, что они остались целыми и невредимыми.

Она была молодой и красивой, когда приехала из Вены. Писала стихи, страстно выступала на собраниях. Ее светлое одухотворенное лицо привлекало к ней людей.

Он тоже был молод — они оказались ровесниками, оба родились в 1882 году. Неожиданно к ним пришла любовь. Трудно было устоять перед его страстным взором, его ораторским даром, смелостью, которую он проявлял на митингах и демонстрациях. Он, как многие в то время, отпустил бородку, обрамлявшую его продолговатое, смуглое, бледное лицо, ходил с тростью, носил широкополую шляпу, узкие брюки, длинный пиджак с неширокими лацканами, белую манишку и туго накрахмаленные манжеты — по моде тех лет. Она была швеей и понимала толк в хорошо сшитой модной одежде. Ей нравился его изысканный вкус, хотя сам он не обращал на свою внешность особого внимания и одевался с элегантной небрежностью, чем нравился ей еще больше. Но покоряло ее в нем другое — выражение лица и взгляд, который казался ей непостижимым. Сквозившая в его взоре внутренняя неуемность волновала ее, не давала покоя, где бы они с ним ни встречались, где бы она его ни видела.

Оба они были выходцами из тех низов, борьбе за счастье которых посвятили свою жизнь. Круглая сирота с раннего детства, выросшая в нищете, Люба не видела для себя в жизни другой надежды, другой веры, кроме надежды и веры в коммунизм. Еще в Вене, куда она поехала учиться, она сблизилась с марксистами, которые открыли ей глаза на мир. Приехав в Болгарию, она окончательно убедилась, что ее место в рядах рабочего класса, в рядах профсоюзного социалистического движения. В это время она писала стихи, редактировала газету швейников, ходила на собрания и митинги, на рабочие, вечеринки и пикники. Встретив Димитрова, она навсегда связала с ним свою жизнь. Она стремилась дать ему радость, поддержать его в трудные минуты, создать для него уют и приятную, теплую обстановку в их маленьком домике на Ополченской улице в бедном Ючбунаре. Здесь, в сущности, и началась для них обоих настоящая, сознательная жизнь, полностью отданная борьбе.

Длинная цепь удач и неудач протянулась через долгие годы. В 1902 году Димитров стал членом социал-демократической рабочей партии. В 1903-м активно участвовал в борьбе против «широких» социалистов. Тогда же Димитров навсегда встал на сторону Димитра Благоева и Георгия Киркова и сделался их самым близким последователем и учеником. В 1906 году они с Любой поженились. В том же году он лично руководил организованной им же забастовкой шахтеров в Пернике, которая длилась целый месяц. 1909-м году его избрали членом Центрального Комитета партии. В 1912-м бросили в Черна-Джамию (турецкую тюрьму в окрестностях Софии) за полемику с каким-то «широким» социалистом. В 1913 году Димитров был избран депутатом Народного собрания от рабочих Врачанского округа. Затем начались войны — тяжелые, голодные, нищие годы. Но и в эти годы ни на день, ни на час не стихала борьба. Как депутат, он часто выступал в Народном собрании, протестовал против тяжелых условий жизни бедняков, против высоких налогов. Он выезжал на фронт, устраивал нелегальные встречи и собрания, распространял листовки и воззвания против войны. Он был одним из первых, кто принес в окопы весть об Октябрьской революции. В 1918 году Русенский военно-полевой суд приговорил его к тюремному заключению «за подстрекательство к нарушению военных порядков и за оскорбление чести мундира». В софийской тюрьме он просидел до конца войны. Выйдя на свободу, снова бросился в битву, организовывал забастовки и митинги. Его имя уже хорошо знали все — и друзья, и враги. Им восхищались, его приветствовали, боялись и избегали встреч и столкновений с ним. Он руководил забастовками в Софии, Пернике, Сливене, Бургасе, Варне — везде, куда приходилось выезжать… Из уст в уста передавались рассказы о его речах в парламенте, о схватках с жандармами и полицейскими.