Генеральная проверка

Внизу показалась утопающая в зелени кокетливая дача «Незабудка». На террасе их ждали Димитров и Желязков. Из дверей кухни вышла Вера, бывшая учительница Элеоноры. От берега к коляске уже бежали по аллее дети, чтобы встретить гостей.

Размахивая панамой, Коларов улыбался и издали приветствовал детей. Люба, уже бывавшая на даче раньше, показала вознице, где остановиться.

Старые друзья, Димитров и Коларов, обнялись и потом долго трясли друг другу руки. Их встреча, проходившая в тюрьме при «клубе унтер-офицеров» под наблюдением офицера-полицейского, не шла в счет. Те полчаса, которые им отвели на беседу, они держались очень напряженно, вынуждены были следить за каждым своим словом, стараться не затрагивать важных вопросов. Сейчас обстановка была иной.

Все прошли на террасу и сели в плетеные кресла. Над головами простер свою широкую крону канадский тополь. Тихо шелестели листья. Веяло прохладой. С моря дул легкий ветерок. Спокойную морскую гладь заливало солнце. По желтому песку пляжа бегали голые ребятишки, плескались в воде, весело кричали что-то, глядя в сторону террасы. Женщины спустились к детям. В тени террасы остались только Коларов и Димитров. Желязков занялся приготовлением обеда.

— Я бы хотел, чтобы заседание Совета отложили до моего приезда в Софию, — начал Коларов.

— Я сообщу о твоем желании, — сказал Димитров, — но дело не в этом. Ты сам понимаешь, что есть еще много вещей, которые тянут нас назад, висят у нас камнем на шее.

— Старые резолюции, хочешь сказать?

— В определенном смысле — да. И старые резолюции, и старые привычки, и старые антипатии. Всего этого набралось больше, чем надо.

— Я прочел доклад Луканова. Не понимаю: две самые крупные партии в стране вцепились друг другу в волосы. Из-за чего?

— Мы все обсуждали, уточняли, взвешивали…

— В Коминтерне мне пришлось краснеть из-за этого доклада. Заседания, рефераты, членские взносы… А когда дело доходит до самого главного — провозглашается нейтралитет! Партия складывает оружие!

— В этом есть доля истины, но всего лишь доля! Вы смотрите на события несколько со стороны. А Луканов — секретарь по оргвопросам. Ему приходится думать обо всей партии, притом учтите запутанность ситуации.

— А плевенское восстание? А события в Казанлыке, Варне, Шумене? Аресты? Убийства? Разумеется, положение сложное! А что думает по этому вопросу Дед?

— Он тяжело болен.

— Жаль. Мне бы хотелось увидеться с ним.

— Он советует проявлять осторожность.

— А какую позицию занимают разные там демократические лидеры? Все эти малиновы и мушановы, радикалы, Костурков?

— Ничего определенного. Виляют хвостами, каждый надеется получить министерский портфель.

— Я слышал, что профессор все еще читает лекции в университете. Неужели его кто-нибудь слушает? А «широкие» социалисты? Они, кажется, выступают в роли самых восторженных трубадуров. Наверное, и им пообещали какую-нибудь кость?

— Они ее уже получили — министерство железных дорог… А вообще-то, возни много, что и говорить. Каждый тянет в свою сторону. Но если присмотреться к обстановке повнимательнее, можно заметить, что произошла серьезная перегруппировка сил. Мы должны быть действительно очень осторожными!

— Нет, Георгий, нам надо не столько осторожничать, сколько наступать! Атаковать! Склонить чашу весов в нашу пользу, объединить силы для борьбы с фашистской группировкой! Ты посмотри только, что они пишут в газете «Мир»! «Неужели в Болгарии не найдется своего Муссолини?» Понимаешь, чего они хотят, эти бандиты? «Слово» ратует за «сильную власть», за «железную волю», за «кулачное право». Мы же в это время провозглашаем нейтралитет…

Некоторое время они молча смотрели на море. Потом несколько неожиданно Димитров сказал:

— Я согласен с такой постановкой вопроса, бай Васил, но дело не только во мне. Весь партийный совет должен убедиться в правоте такой точки зрения.

— А есть в его составе люди, которые думают так же, как ты?

— Я мог бы назвать имена некоторых из них: например, Антон Иванов… отчасти Христо Кабакчиев, в какой то степени Никола Пенев, Тодор Петров… Но наиболее решительно выступают против позиции выжидания молодые — Коста Янков, Димитр Гичев, Марко Фридман. Они настаивают на революционных действиях.

— Христо Кабакчиев, говоришь… По имеющимся у меня сведениям, он выступил четвертого июля с докладом о внутреннем и международном положении. В докладе недвусмысленно говорится, что в Софии и других местах массы равнодушно и даже с известным облегчением встретили известие о свержении правительства земледельцев. Девятого июня не было никаких массовых выступлений, и, следовательно, в стране не было условий для активных действий нашей партии и провозглашения лозунга о рабоче-крестьянском правительстве, что борьба, развернувшаяся в результате переворота, была якобы не классовой борьбой, а схваткой между отдельными группировками буржуазии.

— Да, мы все тогда были убеждены в этом.