Генеральная репетиция

Давид. Это?.. Вы понимаете — у нас есть кружок, астрономический… Он объединяет сразу несколько школ… Там даже из десятых классов есть ребята… И вот моему другу — Вовке Седельникову и мне — нам поручили доклад «Есть ли жизнь на Марсе?»… И вот — Вовка достал проекционный фонарь и диапозитивы — к нашему докладу…

Вольф. Очень интересно, очень!

Давид (с надеждой). Может, хотите поглядеть?

Вольф (помолчав, с грустной улыбкой). А почтовые открытки ты, случайно, не собираешь?

Давид (удивленно). Нет. А что?

Вольф. Ничего, ничего… Ты просто так спросил — таким голосом и с такой интонацией, что я невольно вспомнил… Ну, неважно! (Оглянулся на Чернышева.) Думаю, что мы с Иваном Кузьмичом с удовольствием послушаем твой доклад! Правда, Иван Кузьмич?

Чернышев. Разумеется.

Давид (засуетился). Тогда так… Тогда вы, Мейер Миронович, садитесь к дяде Ване на диван, а я… Минутку!

Вольф пересаживается к Чернышеву на диван. Давид ставит фонарь на круглый столик, принимается ввинчивать лампочку.

Чернышев (подождав). Ну, как? Будет кино или не будет кина?

Давид. Сейчас, сейчас! (Ввернул лампочку, щелкнул крышкой фонаря.) Так… Ну, я могу начинать!

Чернышев. Внимание!.. Внимание!..

Давид включает проекционный фонарь. На противоположной дивану стене, возле двери в соседнюю комнату, появляется желтый прямоугольник света и в нем надпись:

— ЗЕМЛЯ — КОЛЫБЕЛЬ РАЗУМА, НО НЕЛЬЗЯ ВЕЧНО ЖИТЬ В КОЛЫБЕЛИ!

Вольф (одобрительно). Совсем, между прочим, неглупо сказано!

Давид (тоном лектора). Эти слова принадлежат великому русскому ученому, отцу звездоплавания, Константину Эдуардовичу Циолковскому!

Чернышев. Я был в Калуге.

Надпись на стене исчезает и вместо нее появляется изображение планеты Марс.

Давид. Перед вами — планета Марс. Эти длинные тонкие полосы, которые вы видите на рисунке, итальянский астроном Скиапарелли условно назвал «каналами»… Уже много лет ученые всего мира спорят по поводу того — являются ли эти «каналы» естественными, или это искусственные сооружения… Мы с товарищем Седельниковым предлагаем новую теорию… Теорию «Седельникова-Шварца»… По-нашему…

Чернышев. Не знаю, как по-вашему, а по-моему, они нахалы!

Давид. Кто?

Чернышев. Авторы новой теории, товарищи Седельников и Шварц…

Давид. Ну, дядя Ваня…

Чернышев (засмеялся). Молчу, молчу!

Снова меняется изображение на стене — теперь это чертеж. За спиною Давида неслышно отворяется дверь, ведущая в прихожую. На пороге — Таня с пакетами в руках, старуха Гуревич и какой-то худенький МАЛЬЧИК лет десяти — с тоненькой девичьей шейкой и большими бархатными глазами. Чернышев и Вольф делают движение — встать, но Таня предостерегающе прикладывает палец к губам.

Давид (увлеченно). Сейчас вы видите чертеж — схему распределения теплового баланса. Это очень важный для нашей теории вопрос. В северном полушарии, например, весна и лето длинные, но холодные…

Старуха Гуревич. Боже мой, это где же такое? В Москве? Или на Дальнем Востоке?

Таня. На Марсе.

Старуха Гуревич. Ах, на Марсе?! (Со смешком.) Ну, на Марсе — пожалуйста! На Марсе у меня пока еще нет родственников!

Давид (упавшим голосом). Ну — все! (Выключил проекционный фонарь, обернулся к Тане.) Мама, познакомься, пожалуйста — это товарищ Вольф Мейер Миронович…

Старуха Гуревич (шагнула вперед). Мейер Вольф?! (Всплеснула руками.) Я это предчувствовала!

Вольф (тихо). Здравствуйте, Роза! (Поклонился Тане.) Здравствуйте… Извините… Я, как говорится, без приглашения…

Таня. Я очень рада, Мейер Миронович.

Старуха Гуревич. Подождите радоваться! И подождите здороваться! Слушайте сначала, что скажу я! (Вышла вперед, на середину комнаты, уничтожающе посмотрела на Вольфа.) Когда вы приехали в Москву, Мейер Вольф?

Вольф. Вчера.

Старуха Гуревич. Во Внуково?