Давайте попробуем представить себе возникшую ситуацию. Только что закончена постройка нового самолета. Он стоит в ангаре, словно огромная птица, которую на какое-то время лишили неба, и нет такого человека, которого бы не восхитили совершенство форм, изящество линий серебристой машины. У создателей самолета приподнятое настроение — позади бессонные ночи, споры до утра, титаническая работа ума и мысли. Главный конструктор принимает поздравления авансом, он тоже взволнован, хотя не показывает вида. Да, суда по всему, эта красивая «птица» очень скоро полетит над землей с небывалой скоростью, быстрее звука! И может, именно эта машина пойдет в большую серию и компенсирует тем самым прошлые неудачи. И вот самолет уже на летном поле, уже совершены первые пробежки и подлеты. Близится день взлета. И вдруг авария и… приходит приказ: ликвидировать КБ, расформировать его отделы…
Творческий полет Павла Осиповича Сухого прерывается, если так можно сказать, «вынужденной посадкой», почти катастрофой… Это было, пожалуй, самое сложное испытание в его жизни. Лишить творческого человека права на творчество… И это в тот момент, когда создана конструкция, которая словно явилась в день сегодняшний из будущего, которая превосходит по своим летным данным многие другие машины.
Только ли авария на Су-15 повлияла на закрытие КБ? Что ж, для недоброжелателей она действительно явилась своего рода «подарком», поводом для едких упреков в адрес конструктора. Но, как ни парадоксально, против Сухого сработали и его… положительные черты, качества. Он всегда считал, что за конструктора говорят прежде всего его машины — они и только они [112] определяют степень таланта человека, глубину его познаний, уровень профессионального мастерства. «Хорошо работает не тот, кто хорошо говорит, а тот, кто и хорошо работает!» — таким было жизненное кредо Павла Осиповича. Скромность, отсутствие напористости, нежелание «проталкивать» свои достижения и громкими словами защищать свои машины — вот чем всегда отличался Сухой.
Итак, КБ Сухого ликвидировано. Опечатаны чертежи новых самолетов. Свернуты в рулоны эскизы, схемы. Выносятся из кабинетов кульманы. Су-17 теперь действительно всем напоминает раненую птицу, которая стремится, но не может взлететь…
Министр оборонной промышленности предлагает Павлу Осиповичу сменить профессию самолетостроителя и заняться проектированием ракетного оружия. Но Сухой, поблагодарив министра за столь лестное предложение, отказывается: «Еще на третьем курсе МВТУ, — сказал он, — мне поручили сделать курсовой проект по котлам. Мой консультант профессор Щеголев был очень доволен выполненной работой и предложил специализироваться по котлам. «Зачем вам эта авиация? Из вас получится отличный котельщик…» Возможно, что это так и могло случиться. Но я твердо выбрал авиацию, и ничто не могло поколебать меня в этом. И сейчас — тоже. Я самолетчик и останусь им в любой ситуации. Без авиации я не могу представить свою жизнь».
Но делать нечего… Конструкторское бюро закрыто. Сотрудники Сухого стали искать работу в других авиационных КБ и уходили кто к Ильюшину, кто к Микояну или к Мясищеву. Многих вместе с Павлом Осиповичем решением министерства направили в конструкторское бюро Андрея Николаевича Туполева.
«Это решение, — замечает Л. Л. Кербер, — по меньшей мере нас удивило. Затея с объединением казалась никому не нужной и абсолютно недальновидной. Я помню, как Андрей Николаевич был смущен и долго раздумывал, что лучше: сохранить группу Павла Осиповича в виде самостоятельной организации в составе своего КБ или распределить его специалистов по подразделениям, внутри КБ.
И надо отдать должное Туполеву, он поступил мудро. Основную часть КБ Павла Осиповича, то есть расчетные [113] и каркасные бригады с их руководством — Н. Зыриным, Е. Фельснером, Н. Каштановым, он сохранил в непосредственном подчинении Павла Осиповича, а вооруженцев, мотористов и других специалистов по различным системам переподчинил нам, своим заместителям.
На этот раз я познакомился с Павлом Осиповичем гораздо ближе, чем при подготовке к перелетам АНТ-25.
Его фамилия на первый взгляд как-то соответствовала складу его характера. Но достаточно было пробить ледок официального знакомства, как сразу перед тобой открывался совсем иной человек.
Оба мы терпеть не могли переполненной столовой с ее суетой, поэтому ходили туда перед самым закрытием, когда она пустела. Так и повелось, все четыре года, пока КБ Павла Осиповича входило в наш состав, мы обедали с ним вместе за одним столом. Постепенно наши трапезы стали сопровождаться все более и более задушенными беседами.
Начались они, помню, с чрезвычайной симпатии Павла Осиповича к Кисловодску. Он очень романтизировал его.
«Вот вы не были в нем и не можете представить себе его исключительность. Открывается дверь вагона, вы выходите, вдыхаете воздух и что это? Тот воздух, на который опираются крылья наших самолетов, — аэродинамическая субстанция, здесь же это даже не воздух, а какой-то нектар. Вдыхаешь полной грудью и наслаждаешься его вкусом и ароматом».