Генеральный конструктор Павел Сухой

— Мать честная! Какое же, оказывается, огромное крыло! — воскликнул он. — На таких крыльях за тридевять земель можно улететь! [170]

Все вокруг засмеялись: «Наконец-то Махалин нашел крылья у самолета!»

Вскоре начались рулежки. И уже был назначен день первого полета. Настроение у всех поднялось, конструкторы с нетерпением ждут этого дня… Осталось провести последнюю рулежку. Обычно при рулении ручку по элеронам летчики не отклоняют, так как знают, что эффективность элеронов при малой скорости невелика. А Махалин взял да и попробовал чуть-чуть отклонить ручку. Самолет тут же начал переваливаться с колеса на колесо. На разборе испытатель доложил, что лететь нельзя:

— В полете самолет можно разбить: из-за большой эффективности элеронов с ним не справиться…

Кто-то предложил пригласить другого летчика из Испытательного института. Пусть, мол, еще он проверит. Но Павел Осипович отклонил это предложение:

— Давайте сами думать, тем более что приборы действительно зафиксировали раскачку.

Все погрустнели — еще бы! Первый вылет откладывается. Но оказалось, откладывается ненадолго. Конструкторы из бригады управления нашли способ уменьшить эффективность элеронов: изменили углы их отклонения на 10°. После этого рулежки прошли нормально. Раскачка больше не возникала.

И вот наступил день первого вылета: 26 мая 1956 года, 12 часов. На аэродроме появились П. О. Сухой и его заместители — Е. А. Иванов, Е. С. Фельснер, конструктор двигателя А. М. Люлька, другие конструкторы из КБ, рабочие, готовившие к полету самолет.

Идет предполетная подготовка. Технический состав еще и еще раз осматривает все системы, закрывает люки, проверяет, все ли «законтрено».

Ведущий инженер по испытаниям нового самолета М. И. Зуев занят документацией — просматривает паспорта, свидетельства готовности всего оборудования. Все терпеливо ждут, но терпение уже на исходе. К Зуеву подходят вначале Е. С. Фельснер, потом Е. А. Иванов, потом сам Павел Осипович. И все с одним вопросом: скоро? Они не привыкли еще к такой продолжительной подготовке самолета к вылету. Систем-то на нем в несколько раз больше, чем на предыдущих машинах. Вот и времени на подготовку потребовалось значительно больше. [171]

Наконец самолет с треугольным крылом к вылету готов. Машина выруливает на старт. Проходит 10–15 минут — машина стоит, летчик молчит.

Что случилось?

«Вырулил на взлетную полосу, — рассказывал потом В. Н. Махалин. — И вдруг перестал слышать руководителя полетов. Догадываюсь — не работает радиостанция. Думаю, если зарулю обратно на стоянку — вылета сегодня уже не будет. Выключаю двигатель и остаюсь на полосе. Подбегают встревоженные инженеры и техники.

— В чем дело?

— Нет связи.

Специалисты по радиооборудованию стали разбираться, что к чему. Проходит час, два… пять часов. А неисправность все не находится. Сижу терпеливо на баллоне со сжатым воздухом, жду. Подсаживается Павел Осипович. Спрашивает:

— Может, отложим вылет?

— Нет! Майские дни длинные. Стемнеет еще не скоро, подождем, когда исправят, так хочется сегодня слетать.

— Если вы так настроены, будем ждать, — согласился Павел Осипович.

Только в восемь вечера обнаружили дефект. Был он до обидного пустяковым — сгорела лампа в радиоприемнике. А искали чего-то более значительного. Лампу тут же заменили.

Погода отличная, тихо, ясно.

Сел я в кабину. Сосредоточился. Внимание на элероны. Даю газ, разбегаюсь, отрываюсь от земли… Лечу… Набираю высоту метров сто пятьдесят. Попробовал элероны, чувствую, эффективны, но теперь стало легче управлять. Поднялся на высоту 2000 метров. Сделал два круга над аэродромом, проверил все, что нужно в первом полете. Дай-ка, думаю, еще попробую убрать шасси. Попробовал. А они не убираются. Правда, проверка шасси не входила в задачу первого полета. Руководитель полетом дает мне посадку. Захожу и сажусь.

Только вылез из кабины, меня начали качать. Качать-то надо было Павла Осиповича — автора машины, но знают, что он не любит бурных восторгов и стоит [172] невозмутимо, как будто не имеет к этому выдающемуся событию никакого отношения.

На разборе полета доложил: «Самолет легко управляется, пилотировать его приятно».

— А как элероны? — спросил Павел Осипович.

— Эффективность великовата, но к этому привыкнуть можно.

Генерального не успокоила такая формулировка, и он заставил конструкторов перепроверить расчеты.

Оказалось: эффективность элеронов была большей, чем нужно. Дефект этот вскоре устранили».

Зная, что в КБ С. А. Лавочкина заканчивают постройку опытного истребителя с таким же крылом треугольной формы под названием «Анаконда», Сухой предупредил Семена Алексеевича о раскачке самолета и о мерах, которые были приняты в его КБ для устранения этого дефекта.

Трудно сказать, почему Лавочкин не обратил внимания на предупреждение Сухого. А о том, что в результате этого произошло, рассказано в книге М. Арлазорова «Фронт идет через КБ»: