Варя отвернулась и тихо заплакала, скорчившись и прижимая к груди руку с белыми следами его пальцев. За что он ее так? Она сделала все, чтобы он был доволен, и сделала бы еще больше. Неужели он и впрямь такой садист, что только чужая боль приносит ему удовольствие? После внимания, которым он ее окружил, после подарков она никак не ожидала ничего подобного. Она успела отвыкнуть от грубости иррийцев и даже готова была признать, что не все они – сволочи.
Вейру Велд ушел, оставив ее одну. Она встала, налила себе здоровой рукой минеральной воды. Холодная минералка не облегчила боль, но прояснила мысли. Ведь, в сущности, ничего не произошло. Она сама виновата, что поверила в сказочку о добром и благородном иррийском командире. Конечно, приятно думать, что человек, от которого зависят твоя жизнь и благополучие, добрый и благородный. Но вначале, пока она еще не нацепила розовые очки, она была согласна и на то, чтобы он ее бил, заставлял работать, принуждал к неестественным формам секса – лишь бы не выдал особой службе. Так что ж теперь плакать? Надо просто расстаться с розовыми очками и продолжать играть свою роль.
Но все-таки она плакала, пока не заснула.
Утром запястье распухло, по нему расползся жуткий кровоподтек. Попытки воспользоваться рукой приносили боль, но Варя, надев одно из подаренных Вейру Велдом платьев с длинным рукавом, вышла помочь Нине Петровне с завтраком. Бабка вскоре заметила ее неловкие движения, всплеснула руками, отобрала у Вари нож и принесла какие-то мази.
– Не дело так обращаться с молодой женой! – сурово отметила она. – И ты, доча, после этого кушать ему готовишь?
– Но он же мой муж, – слабо возразила Варя.
– Ага, ага, – закивала бабка. – Добрый и ласковый. Как же, помню.
Варя вспыхнула:
– Зря вы так! Он меня любит. И я его – тоже.
– Любовь зла, полюбишь и козла, – изрекла непреклонная старуха.
Она ушла к соседке, выражая свое полнейшее нежелание вмешиваться в их семейные дела.
Вейру Велд явился уставший, с синевой под глазами – видно, не спал всю ночь. Варя постаралась поздороваться с ним приветливо, сделала попытку усадить его в кресло, которую он проигнорировал и сел, как обычно, на табурет, подала салфетку. Когда ставила перед ним миску с сырниками, больная рука дрогнула.
– Ну-ка закатай рукав, – велел он.
Варя послушно расстегнула манжету, засучила левый рукав до локтя. Вейру покачал головой.
– Хочешь, отведу тебя к врачу?
– Спасибо, со мной все в порядке, – ответила она.
– Прости, я не хотел.
– Не стоит извиняться.
– Я действительно не хотел. Мне очень жаль.
Жаль ему! Варе хотелось одного – чтобы он отвязался со своими дурацкими извинениями. Наломал дров – ладно, имеет право, но неужели нельзя теперь оставить ее в покое?
– Все в порядке, сэки Вейру.
Он помрачнел.
– Когда я перепью, то иногда совершаю поступки… как бы это выразиться… странные. Я помню, что вел себя безобразно. Приставал к тебе… и вот это, – он кивнул на ее руку. – Я просто отключился, Варежка. Знаю, ты мне не веришь, но на трезвую голову я никогда бы тебя не обидел. Много лет назад – может быть. Но не сейчас.
– А что изменилось? – осторожно спросила Варя.
– Я избавился от подростковой привычки самоутверждаться за счет слабых.
Он помолчал немного.
– Четвертый день после победы – всегда самый тяжелый. Лезет наружу всякое дерьмо. Постарайся не попадаться мне на глаза в такие дни. Видишь ли, я не могу обещать, что это не повторится.
Как ни странно, именно последняя фраза убедила Варю поверить ему. Другой начал бы клясться и божиться, что больше так не будет, а через день нарушил бы слово. Вейру Велд, по крайней мере, предупреждал ее честно.
– Кушайте кашу, – сказала она. – А то Ирочка уже поглядывает на вашу порцию.
Ирочка, со свойственной детям способностью слышать из разговора только то, что затрагивает их интересы, тут же среагировала:
– Хочу добавку!
Варя налила ей еще один половник, подлила горячего Вейру. Пока они ели, она глядела в окно на кур, копошащихся во дворе. Мысли опять перепутались.
– Что с тобой? – голос Вейру вывел ее из подобия транса.
Тарелки были уже пусты, миска творога вычерпана до дна. Ирочка скакала на крыльце по ступенькам.
– Я не могу понять, – проговорила Варя, – почему все-таки вы спасли меня?
Он улыбнулся.
– Это простой вопрос. Во-первых, подложить дерьма особой службе – всегда удовольствие. А во-вторых, не мог же я спокойно смотреть, как мои солдаты бьют беременную женщину.
У Вари отвалилась челюсть – довольно некрасивое выражение лица, но в тот момент она думать забыла об изяществе манер:
– Что вы сказали?!
– Ну, во-первых, – со вздохом стал повторять Вейру, – я не люблю особую службу…
– Нет! – перебила она без должного почтения. – Вы сказали – беременную женщину! С чего вы взяли?
Он загадочно усмехнулся:
– Поживи с мое – узнаешь.