Generation Kill (Поколение убийц) (ЛП)

Насирия – это ворота в древнюю Месопотамию, “Плодородный полумесяц”, лежащий между Евфратом, прямо перед нами, и Тигром, в сотне километров севернее. Эта земля была постоянно населена на протяжении 5000 лет. Именно здесь человечество изобрело колесо, письменность и алгебру. Ученые полагают, что Месопотамия была тем местом, где находились Сады Эдема. После трех дней в пустыне морпехи с изумлением оказываются в этом оазисе тропиче­ской растительности. Вокруг нас – пышные рощи из пальмовых деревьев, а также поля, где растут высокие травы. В то время как рядом рвутся артиллерийские снаряды морской пехоты, Колберт неоднократно повторяет: “Вы только посмотрите на эти чертовы деревья”.

Пока две роты первого разведбатальона получают указания закрепить позиции на берегах Евфрата, рота Браво ожида­ет у подножия моста, в двухстах метрах от кромки воды. Не успеваем мы обосноваться, как территорию начинает прочесывать продольный пулеметные огонь. Летящие на нас снаряды издают свистящий звук, точно как в мультфиль­мах про Багз Банни. Они попадают в пальмовые деревья поблизости, измельчая листья и окутывая стволы облаками дыма. Морпехи из оперативной группы “Тарава” справа и слева строчат из пулеметов. Роты Альфа и Чарли из перво­го разведбатальона начинают подрывать цели в городе из тяжелых орудий. Вражеские мины теперь разрываются по обе стороны машины Колберта, не далее чем в ста пятидесяти метрах от нас. “Будьте готовы к тому, что эта заваруха выйдет из-под контроля”, – говорит Персон, и в его голосе слышится обычное раздражение. Он добавляет: “Знаете это чувство перед дебатами, когда вам нужно в туалет и у вас появляется такое странное ощущение в животе, а потом вы заходите и даете всем чертей?” Он улыбается. “Сейчас я этого не ощущаю”.

Вертолеты морской пехоты летят низко над пальмовой рощей через дорогу, стреляя ракетами и ведя пулеметный огонь. Выглядит так, будто мы попали в кино о Вьетнамской войне. Словно по сигналу, Персон начинает петь песню Creedence Clearwater Revival. Он говорит мне, что этой войне нужна своя собственная музыкальная тема. “Этот педик Джастин Тимберлейк напишет для нее саундтрек”, – говорит он, добавляя с отвращением: “Я как раз недавно прочи­тал, что все эти слащавые гомики поп-звезды вроде Джастина Тимберлейка и Бритни Спирс собираются записать ан­тивоенную песню. Когда я стану поп-звездой, я буду петь песни только в поддержку войны”.

Прерывая речь Персона, рядом происходит массивный взрыв. Отклонившийся артиллерийский снаряд морской пехо­ты попадает в линию электропередач и детонирует сверху, отбрасывая шрапнель в машину перед нами. Осколки так­же попадают в группу из шести морпехов. Двоих убивает сразу; четверо других ранены. Сквозь дым мы слышим, как они зовут медика. Все пытаются найти укрытие в грязи. Я прижимаюсь к земле как можно теснее. Смотрю вверх и вижу, как ругается и извивается морпех, пытаясь выбраться из своего костюма химзащиты. На штанах спереди нет молнии. Нужно сначала отцепить подтяжки и стащить их с себя, что особенно непросто, если ты лежишь на боку. Это морпех из взвода Колберта, один из его самых близких друзей – тридцатилетний сержант Антонио Эспера. Эспера вырос в Риверсайде, штат Калифорния, и, по его собственным словам, был самым настоящим “паршивым ублюдком” – участвовал во всех насильственных потасовках, доступных для юного латиноса из распавшейся семьи, частично воспитанного в государственных учреждениях. С обритой головой и глубоко посаженными глазами, он – один из са­мых устрашающих морпехов во всем взводе, но Эспера не устраивает представления, пытаясь прикрыть смехом свой страх. Он с трудом извлекает из штанов свой пенис, чтобы пописать, лежа на боку. “Не хочу обоссаться”, - бормочет он.

Все морпехи до войны прошли курс по боевому стрессу. Инструктор говорил им, что двадцать пять процентов бойцов под обстрелом обычно теряют контроль над мочевым пузырем или кишечником. До начала военных действий многие бойцы из первого разведбатальона попытались достать подгузники Depend – не только для конфузных боевых инци­дентов, но и на тот случай, если им по двое суток придется носить костюмы химзащиты после реальной атаки. Под­гузники так и не доставили, поэтому они исступленно писают и испражняются при любой возможности.

Другой парень рядом со мной – еще один руководитель группы из роты Браво, двадцативосьмилетний сержант Ларри Шон Патрик из Линкольнтауна, Северная Каролина. Он пользуется примерно таким же уважением, как и Колберт. Я спрашиваю его, какого черта мы здесь просто ждем, пока вокруг падают бомбы. Его ответ меня отрезвляет. Он гово­рит, что взвод вот-вот отправят на самоубийственную миссию. “Наша работа – это как камикадзе входить в город и учитывать потери”, – говорит он.

“А какие там потери?” – спрашиваю я.

“Потери? – говорит он. – Так их еще нет. Мы – сила реагирования для атаки через мост. Мы заходим в город во время боя, чтобы подобрать раненых”.