Среди офицеров ходит афоризм, что “сварливый морпех – счастливый морпех”. По этому стандарту, никто из офицеров не делает морпехов из первого разведбатальона счастливее, чем их командир – лейтенант-полковник Стив Феррандо. Морпехи обвиняют Феррандо в том, что он набрал в офицерский корпус людей, которые им кажутся некомпетентными, в частности – командира взвода, которого они иронически прозвали Капитан Америка – именно его вскоре будут подозревать в том, что он издевается над вражескими военнопленными. Они обвиняют Феррандо в том, что два дня назад в Эль-Гаррафе он завел их в засаду, где одного морпеха ранило, а многие другие почти чудом, совершенно случайно избежали смерти. Они винят Феррандо за то, что он в последнюю минуту отправил их в атаку на аэродром Калъат-Сикара, во время которой капрал Гарольд Тромбли из группы Колберта по ошибке ранил двух юных пастухов. Они ненавидят Феррандо за его непреклонную одержимость тем, что он называет “стандартом выправки” – его настойчивость в том, чтобы даже во время боевых действий все бойцы носили определенные нормами стрижки, как положено брились и тщательно следили за чистотой своего обмундирования.
В моменты наибольшей паранойи несколько морпехов считают, что их командир пытается их убить. “С точки зрения психопатологии, - говорит сержант Кристофер Уасик, - существует вероятность, что командир хочет, чтобы кто-то из нас погиб, а когда он садится вместе с другими
руководителями, они почему-то не подшучивают над ним и не интересуются, в каком дерьме он только что побывал. Да, такое у нас есть подозрение”. (В ответ на вопрос о таких настроениях бойцов Феррандо говорит: “Жаль, что некоторые из них испытывают такие чувства. Если вызываешься на войну, будь готов к тому, что в тебя будут стрелять”).
Часто кажется, что эти нарекания по поводу Феррандо служат своеобразным стравливающим клапаном для накопившегося у морпехов раздражения, о котором они замалчивают. Никто из них не спал более трех часов подряд с тех пор, как они покинули Кувейт на прошлой неделе. Еще хуже – их продовольственный рацион сократился где-то до одного с половиной приема пищи в день (после инцидента, в котором иракцы подорвали один из снабженческих грузовиков с сухими пайками). Точно так же они не жалуются на постоянную нехватку воды, которая, по мнению Колберта, на вкус и запах – словно “грязная задница”. Многие морпехи, которые впервые за неделю сняли ботинки, когда разбивали лагерь, обнаружили, что из-за грибковой инфекции кожа на их ногах гноится и отслаивается полупрозрачными белыми полосками, похожими на ленточных червей. Они не жалуются на мух, которые наводняют лагерь; постоянный кашель, текущие сопли и слезы, опухшие глаза из-за непрестанных пыльных бурь; или приступы рвоты и диареи, которые донимают около четверти из них. Вместо того чтобы жаловаться на эти страдания, морпехи хохочут.
И мало кто из них признается в каких-либо глубоких опасениях, не говоря уже об откровенном страхе. “Хватит с меня этого дерьма в духе крутых парней, – говорит сержант Антонио Эспера. – И в бою мне ничего не нравится. Я не люблю стрельбу. Я терпеть не могу боевые действия”.
Эспера, как и многие другие, поступил в морскую пехоту, чтобы что-то кому-то доказать. Он вырос в бурной семье в неблагополучном районе пригорода Лос-Анджелеса и, после того как ему стукнуло двадцать, четыре года еле сводил концы с концами, изымая за неплатеж автомобили в южно-центральном районе. Он ненавидел свою работу и одновременно наблюдал за тем, как его друзей и одного близкого родственника посадили в тюрьму за насильственные преступления, которые были в их мире практически обычным явлением. Хотя Эспера – на четверть англосакс по линии матери, преимущественно он – латиноамериканец и американский индеец, и говорит, что был воспитан в ненависти к белым.
Он утверждает, что несколько лет назад умышленно уклонился от получения диплома местного колледжа, хотя ему не хватало всего нескольких баллов, чтобы его заработать, потому что, по его словам: “Мне не нужен был какой-то клочок бумаги от белого ректора, говорящий о том, что я
пригоден к тому, чтобы функционировать в его мире”. Но после четырех лет изымания автомобилей в беднейших районах Лос-Анджелеса у Эсперы наступило прозрение: “В меня стреляли, и я зарабатывал смешные деньги, всего лишь защищая имущество кучки богатых белых банкиров”. Тогда он поступил на службу в морскую пехоту. Служить белым можно, рассудил он, но делать это нужно с “честью и достоинством”.
Эспера был среди первых морпехов, которые вступили в Афганистан, и провел там сорок пять дней в окопе, но в ту войну в него едва ли стреляли. По его словам, сейчас он сожалеет, что повторно завербовался на службу после Афганистана. “И о чем я тогда думал, приятель? – вопрошает он. – Каждое утро мне кажется, что я сегодня погибну. Ради чего? Чтобы какой-то полковник мог стать генералом, бросив нас в очередную перестрелку?”