Genesis Dei/ Greedfall: Untold Story (СИ)

Жирар собирал разложенные тонкие полоски мяса, чтобы ночная сырость не наполнила их влагой заново. В центре тёмного пятна посреди плота на спине лежало обезглавленное тело.

Годиш подсел ближе. Грудная клетка и брюшная полость трупа были раскрыты и вычищены, только вывернутые рёбра манили рассмотреть жемчужно мерцающие позвонки. Рядом с Люкой лежали отрезанные руки и ноги, а сам он откручивал берцовую кость и иногда вытирал локтем проступавшую испарину. Этьен срезал с обрубка плоти куски мяса и отправлял в рот мелкие обрезки с кости.

Капитан почувствовал неудержимое желание убить Люку и Этьена. Хотя и не мог даже помыслить себя, отнимающим жизни братьев по палубе. Ему померещился тихий смешок.

— Мне нужны его кисти, — хрипло сказал капитан и испугался звука собственного голоса. Моряки вздрогнули и оглянулись на него.

Этьен молча кивнул, отложил куски тела и принялся за руки.

Во влажном хрусте отделяемых связок и мелких костей Годишу мерещились звуки их с Аленом поцелуев. Он расхохотался до рези в глазах. По щекам наконец побежали слёзы.

— Не сейчас, капитан, не надо, сэр, — тихо проговорил Жирар.

Годиш мелко закивал и судорожно вздохнул. Боковым зрением он увидел серповидную голову прозрачной тени.

С ними на плоту будто был некто пятый. Глаз никак не фокусировался на зыбком силуэте, который сидел неподвижно и напевал прилипчивую злую мелодию.

— Команда, отбой, — процедил сквозь зубы Годиш и осёкся. — То есть… я принимаю на себя всю ответственность за случившееся. К какому бы концу оно ни привело. Только необходимость руководила всеми нами, — добавил он чуть мягче, и голос его был глухим от горя. Раздался едва слышный смешок.

— Да помилует нас Озарённый!

Моряки оглянулись на Жирара. Кто-то с отчаянием, кто-то — зло.

Впервые за долгое время они засыпали сытыми.

Ночь принесла с собой короткий, но сильный ливень и оставила к утру хмурое, затянутое рябью небо.

— Свершилось чудо, хвала Озарённому!

От голоса Жирара все проснулись. Сам он заворожённо смотрел на тело.

Будто отвратительная чаша из стремительно сереющей плоти, оно было полным пресной дождевой воды. Этьен всхлипнул. Люка посмотрел на Годиша.

— Пейте.

На четвереньках, как дикие твари, моряки приближались и по очереди жадно пили из брюшины воду, кажущуюся сладкой, с чуть пробивающимся запахом тления.

Отрезанные руки и ноги уже не казались такими страшными. Годиш подошёл последним и, не поднимая на команду глаз, допил воду. Как бы он ни крепился, рассудок покидал его. Мельком глянув на плот, он замер, глядя на неверные очертания пятого. Рогатую голову призрака сотрясал беззвучный хохот. Капитан нервно сплюнул и прокашлялся.

— Итак, вот что мы будем делать. Поскольку теперь у нас есть наживка, будем по очереди удить рыбу и давить из неё сок для питья. К вечеру пить из… из… отсюда станет опасно. Есть возражения?

Возражений не было.

Потянулись дни за гранью безумия и ночи, приносящие утешение и покой.

Питались вяленым мясом и горстями солёной воды пополам с рыбьим соком. Ни у кого на плоту блюдо не вызвало болезненного чувства омерзения или страха, ибо оно служили пищей их воле к жизни.

Пелена облаков скрыла солнце на долгие дни.

У надежды был голос чайки.

И возмущённый бас Этьена.

— Куууда, бляаааааадь?!.

Дремавшие вполглаза моряки проснулись и в недоумении уставились на него. Удаляющуюся птицу они заметили позже.

Этьен грозил ей вслед волосатым кулаком.

— Вишь, крыса, таскать мясо вздумала!!!

— Корабельный плотник, полагаю, вместо того, чтобы вахтить, дрых?

Капитан Годиш придирчиво осматривал линию горизонта. Рисунок облаков не менялся уже которые сутки. К нему присоединился внимательный Люка. Оба напряжённо что-то высматривали.

— Ну дал храпака на минутку… Но уж теперь-то буду внимательнее!

От пережитого кошмара на плоту осталось только ржавое пятно и запас провианта. После гибели Алена моряки почти не говорили друг с другом, и чайка-воровка стала поводом помозолить языки.

— На Малине, поди, нас ждут не дождутся, — мечтательно проговорил Жирар.

— Да-да, только нас и ждут, — съязвил Этьен.

Люка толкнул его в бок.

— Жирар, а глянь-ка…

Молодой человек сложил руки козырьком.

—…Земля?.. На горизонте — земля?

На гладкой линии горизонта, где-то неизмеримо далеко от них, виднелся изъян. Почти неприметная соринка, больше похожая на каприз воображения.

Спустя мгновение они скакали на плоту как мальчишки, рискуя попадать в воду и утопить запасы, и радость драла им глотки.

Потерянная и оплаканная в глухом молчании надежда вновь вернулась, а вместе с ней и силы бороться дальше.

Не веря своему счастью, они изо всех сил начали грести, и, казалось, плот рывками спешил навстречу спасению.

К закату изможденные и лишенные ориентиров, с колотящимися сердцами, они наконец попадали спать, и впервые за бесконечную вереницу мучительных дней их сны были не о еде.

Рябое небо ни на минуту не выпускало солнце. Море по-прежнему не давало ни единой волны. А линия горизонта, проклятая линия схождения всех путей, была безупречно ровной.