Генетический взрыв

— Возьмём, к примеру, Ангелу Меркель, Кондолизу Райз, Мадлен Олбрайт, кто там ещё? Ленина, любящего детей, но только чужих, Гитлера? Просмотреть элиты, в том числе и наши, выщелкнуть бездетных, и в лоб спросить: чего вы в вожди лезете, если с вами никто не смог ужиться? Как и вы ни с кем. Если смену не взрастили, преемственность не обеспечили?

— У Меркель, вроде бы, дети были? — неуверенно предположил я.

— Да не важно! — отмахнулся Валерка. — Неплохо бы включить такой ценз в пакеты прочих требований. Что-то подсказывает: так будет лучше.

— Жёсток ты, брат. А что делать человеку, если ему Создателем не дано детей нажить? Или если всю молодость она лето красное пропела, «потом-потом, личная успешность важней всего, выгул тем более», и вот, нате вам после тридцати лет, доабортировалась? Или он. «Привет всем, я дохолостяковал до идиосинкразии».

— А кто тут виноват? Что делать, говоришь? Что-что… Да ты уж сам реши как-нибудь. Я даже не стану вспоминать достижения современной медицины или количество малышей в приютах, в суррогатной жизни мечтающих о новых родителях.

— Закончились медицинские достижения, — напомнил я уныло.

Он затушил окурок под дождём и убрал его в выдвижную пепельницу.

— Ну, это ж я в общем плане говорено, о возможностях. У Димки двое приёмных, между прочим.

— Ого! Молодец!

— Ещё бы. Потому и идём за ним впритык, вся группа в затылок дышит. Он группер что надо, и разведчик от бога…

— И всё-таки о судьбе?

— Слушай, а что делать, если человеку не дана антропометрия, необходимая для занятия любимым спортом или для работы в спецназе морской пехоты? Как быть несостоявшемуся астроному, слепому от рождения? — с лёгким раздражением ответил он. — Или если человек тупо не блещет умом, страдает провалами памяти, не способен к самообучению? Он ведь тоже мечтает. Он даже знает, как нам обустроить Планету Земля. У него, может, есть гениальный План!

— Он у всех есть.

— Короче, нужен ценз. Есть муж, есть дети — можете командовать, баллотироваться в Думу, заседать в правительстве. Опробуем его, раз умеет построить малое, то, может, и с большим сладится. Ну, ладно, сказал и сказал. Почти шутка.

— Подожди, — вспомнил я. — А этот ваш Мельничнко?

— Кап-раз, капитан первого ранга. Тоже семейный, трое.

— А Шугайло? — хитро сощурился я.

— Не порти настроение, — Брашпиль поморщился, потому что настроение у него всё же испортилось, и резко поменял тему разговора: — Вообще-то я к тебе по делу.

— Новости? — с тревогой спросил я, почувствовав, что раз он сразу не выложил, то держит что-то далеко не радужное. — Чёрные появились? Турки?

— Не, турки теперь долго к нам не сунутся. А чернота действительно набегала, ночью две большие тарелки морем прошли. Повоевали с ними немного. Удачливые экипажи оказались, дерзкие, хорошие бойцы, даже приятно. Подбили нам огневую точку. И ушли, паскуды… Но я не с этим. Ты собрался уже?

— А как же… Не тяни!

— Короче, погоди концы отдавать, похоже, ваш старт откладывается. Если вообще не отменяется.

Я натурально открыл рот. Это что ещё за фокусы, в чём дело?

— Из-за гугонцев?

— Вот же чудное словечко вы с Залётиным к нам занесли, теперь все его используют! — делано возмутился он. — Липкое. Но подходящее, надо же их как-то называть. Нет, тут дело не в гугонцах, а в людях. Какие-то козлы мост перекрыли.

— Какой мост? — по-дурацки спросил я.

— Гош, соображай быстрей. Керченский, — коротко одёрнув меня, Брашпиль не стал язвить, дополнив тоже по минимуму: — Пока не ясно, на Тузле или вообще на другом берегу встали. Заслон поставили, настоящий блокпост.

— Как же так?

Он вздохнул, не желая макать котёнка носом.

— Жди ответа и решения. Можешь к своим съездить, это даже нужно сделать, чтобы парни тоже не дёргались, на нервах же. Они на складе возле фур?

Я кивнул настолько резко, что аж шея заболела. Быстро помассировав мышцы рукой, потрясённо покачал головой — все наполеоновские планы и тщательно составленные графики движения рушились на моих глазах с жутким треском и лязгом.

— Скоро Фидель подъедет с бойцами, рванём туда на разведку.

На разведку?

— С вами поеду, — решительно сказал я.

— Не дури.

Но я уже разозлился.

— Это твоя задача, Брашпиль? Нет? Это моя задача, понимаешь, персональная. И это мой мост, по крайней мере, на ближайшие дни, пока не уедем. Я поеду с вами.

— Ладно, чего мы с тобой ругаемся. Приедет группер и решит…

— Хоть бы стихло немного.

Если в стареньком дворе сталинской застройки под напорами ветра и оставался ещё какой-то курортный уют, то задержался он только в надворной кухоньке, где одна из хозяек каждый день раньше всех зажигала две керосинки и пекла вкуснейшие оладьи. А ещё его часть вселилась в пушистого кота Ваську, спавшего на подоконнике одного из окон первого этажа рядом с геранью. Вот он посмотрел на нас и сладко зевнул.

— Лучше пусть и не стихает. Как по мне, то это самая лучшая погода для разведки, сплошная гадость, — хмуро ответил мне спецназовец.

— Тогда просто ждём.

* * *

С таким навороченным автоматом ему легко рассуждать.