Генетический взрыв

— Оружия кругом навалом, вопрос лишь в том, сколько его нужно реально? Стрелковку взять — вообще никаких проблем. Ты представляешь себе, сколько всего изготовленного за десятилетия лежит по складам?

— Только где те склады…

— Да брось, Егор, детство это игровое, — хлопнул сложившейся кистью Дмитрий и крикнул в сторону: — Побыстрей давайте!

Потом обратился ко мне:

— Сколько тебе нужно автоматов для счастья? Три? Пять?

— От пяти не отказался бы.

— Все сразу на плечо накинешь?

— В запас.

— И какую задачу ты ими решишь? Для войны с инопланетянами не автоматы нужны. А взаимно добивать остатки человечества трудно и глупо. Если уж на то пошло, стрелковое оружие постепенно теряет свою востребованность, такую, как в первые дни, разве не заметил? Все наелись, сейчас только ленивый не имеет пары стволов. Но даже такая насыщенность не сняла проблему локальных стычек, налётов и диверсий… А вот серьёзное оружие действительно нужно охранять, это не для всех.

Ага, теперь понятно, что он имеет в виду. Охрана подобного вооружения у севастопольцев налажена, и, наверное, неплохо. Собственно, они в основном этим и занимаются: сбережением остатков флота, охраной арсеналов и поддержанием городских и поселковых систем обеспечения в рабочем состоянии. Представляете, какая численность личного состава для этого нужна? Я не представляю, и даже не понимаю, как вообще это можно сейчас сделать.

Мне никто не докладывал об общей численности севастопольского анклава, ясно, что это стратегическая информация, тут лучше с вопросами не выскакивать, чтобы любопытный нос не оторвали. По моим прикидкам, больше семисот. Но меньше тысячи. Тем не менее, это много, очень много.

Наша мини-колонна из двух машин остановилась на подъезде к Гурзуфу.

Брашпиль уже показал мне гору Аю-Даг, похожую на огромного медведя, пьющего воду, и объяснил, что у подножия именно этой горы находится законсервированный «Артек» — самый лучший в мире детский лагерь.

Заповедный берег притягивал глаз. Не было у меня времени для экскурсий, но, может быть, именно благодаря этому разрозненные впечатления не проскальзывали мимо, а надёжно оседали в памяти, чтобы ещё раз возникнуть много позже. Казалось, что с высоты этих взметнувшихся над бездонно-синим морем гор можно рассмотреть весь Крым. Поверхность моря на западе терялась, смешиваясь с горизонтом, и лишь плывущие облака, похожие на средневековые европейские города с крепостными стенами, подчеркивали эту границу, убегая от неё на восток.

Рядом с машинами стояло огромное старое дерево, и его светло-зелёные ветви, все в тёмных пятнах и полосках мха, извивались над землёй, словно огромные анаконды. Вот бы туда кота запустить! Сказочного, пожившего, пушкинского… Он будет важно ходить по ветвям, ворчать, вспоминать, рассказывать что-то брехливое о семи богатырях, а над ним, словно опахала, с тихим шелестом будут покачиваться эти большие листья с неправильной формы прорехами, оставшимися после нападения каких-то мелких паразитов.

Внизу пустынные вылизанные улочки бежали к пляжу, сваливающийся с гор крепкий ветерок сгибал верхушки пирамидальных можжевеловых кустов, тянущихся вдоль безлюдных разномастных домиков.

Над легендарной горой хмуро висели клочья тёмных туч. Здесь нет общины, всех оставшихся эвакуировали. Жаль, что здесь у нас очень короткая остановка, ничего толком не разглядишь.

Вот тебе и отцовская мечта… Безлюдье.

Жители огромной страны, как и он, долго копили деньги, потом присматривались, решались — покупали вожделенный домик и переезжали сюда. А вышло вот так.

Сколько же всего людей живёт в Крыму? Вполне может быть, что даже такие компетентные и информированные товарищи, как недавно избранный губернатор полуострова, которого за глаза называют Гауляйтером, и всемогущий Мельниченко не знают точной цифры, как и Залётин не знает, сколько точно живых осталось в районе Большого Сочи, переписи ещё не проводилось.

Война с турками и странами НАТО не так потрепала Севастополь, как Новороссийск, крымчане смогли отбиться от воздушных и морских атак, потеряв в развернувшихся на фоне чудовищных непоняток боях с ополоумевшими напоследок соседями самых лучших своих людей. Так утверждает Фидель. А гугонцы в летающих тарелках, появлению которых в первые недели никто не придавал должного значения, искренне радовались, глядя на это взаимоистребление и потирали пупырчатые чёрные ладошки. Им меньше работы.

Когда всё стихло — дальше воевать настолько серьёзно, по большому счёту, стало некому, — люди начали приспосабливаться под драку с новым, самым главным противником, а не ушедшие в боевой поход корабли остались стоять в гавани, как бы ни навечно… Даже такая большая община, как Севастопольская, не может себе позволить собрать экипаж сторожевика, пусть и не полный, заправить его драгоценной соляркой по края танков и отправить в плавание непонятно с какой целью. Тогда и было принято решение: провести ревизию, решить, что и зачем можно и нужно сохранить.