Общеизвестно, что Достоевский обладал четко выраженными личностными особенностями, страдая при этом (еще до ареста) эпилепсией, причем и эти особенности, как и эпилепсия, передавались по наследству. Отчасти ввиду этого факта, а также из-за бесчисленного количества гипотез, циркулировавших в психиатрии по поводу связи между эпилептоидностью и эпилепсией, в лаборатории генетики Московского НИИ психиатрии МЗ РСФСР этот вопрос подвергся генетическому анализу, хотя можно было только гадать, почему и чем объединены признаки эпилептоидности и эпилепсии.
Ясно, что наличие одной, двух, трех личностных особенностей из перечисленных выше не может'свидетельствовать о наличии эпилептоидной характерологии. Например, повышенная аккуратность и педантизм могут быть следствием строгого воспитания или синдрома навязчивости, защитной реакцией при церебральной астенизации или плохой памяти. Взрывчатость и брутальность могут быть следствием аффективности. Демонстративное добронравие, стремление к самоутверждению и гиперсоциальность могут обусловливаться истерическими компонентами личности. Таких независимых друг от друга черт и даже комплексов можно найти немало. Однако уже на первых этапах работы, в ходе изучения двумя врачами 43 семей (с наличием в части их других случаев эпилепсии), выяснилось, что при условном учете двенадцати ведущих признаков эпилептоидности среди 258 больных и их родственников имеет место особое распределение эмоциональных и поведенческих признаков. Между 215 не-эпилептоидами и не имеющими ни одного, реже 1, 2 или 3 признака из «эпилептоидного» комплекса, и 43 эпилептоидами, обладающими 6-9 признаками набора, переходы отсутствовали. Эпилептоиды имеют целостную структуру, определяемую вязкой (т. е. застреванием на мелочах) и насыщенной аффективностью, эмоциональной напряженностью, прямолинейным жестким упорством, конкретно-утилитарной направленностью, повышенной самооценкой, эгоцентризмом, конфликтностью, мелочностью, взрывчатостью с застреванием на деталях. У них проявляются демонстративная вежливость, предупредителыюсть и слащавость, стремление поставить себя в сугубо положительном свете, тенденция к морализированию, нетерпимость, уверенность в собственной правоте.
В дальнейшем ходе изучения новых семей с наследственным эпилептическим-эпилептоидным поражением удалось сформулировать своеобразное правило: «Все или ничего».
1) Если у самого больного или у кого-либо из его близких родственников имеется ряд эпилептоидных признаков, то они распределяются в семье не «диффузно», т. е. с наличием 2-3 признаков у многих членов семьи, но собраны как бы букетом по 5—9 признаков, обычно у больного и еще 1, 2 или 3 его ближайших родственников, с тенденцией к мономерно-доминантному наследованию комплекса эпилепсия-эпилептоидность в семье.
2) Эпилептоидность обнаруживается большей частью у таких членов семьи, которые никаких судорожных припадков не имели; следовательно, гипотезы о психогенном, социогенном или травматическом происхождении эпилептоидности неверны.
3) В большей части семей с эпилептическим отягощением никакой эпилептоидности ни у больного, ни у его родственников нет.
10.2. Эпилепсия-эпилептоидность в роду Достоевских
Для принципиального понимания роли эпилептоидной характерологии в творчестве чрезвычайно информативны фактические данные о семье Достоевского, собранные, но совсем под другим углом освещения, М. В. Волоцким (1933).
Отец писателя, М. А. Достоевский, врач, восстановил утраченное дворянство и приобрел два села, Дартьево и Чермашня, с 570 душами крестьян.
М. А. Достоевский, прообраз Ф. Карамазова (кстати, Ф. Карамазов был владельцем села Чермашня, совпадение, конечно, не случайное), по письмам его внучки, отличался и в семейном и в помещичьем быту придирчивой мелочностью, подозрительностью и тиранством. Из сохранившихся писем видно, как он настойчиво, въедливо допытывается по поводу чайной ложки и старого белья, заглядывал под постели к своим молоденьким дочерям в поисках несуществующих любовников, заставлял своих двоих сыновей отвечать уроки не только стоя, но и не прикасаясь к столу и т. д. Над своими крепостными он глумился систематично и садистски. Например, он любил незаметно, со спины подкрасться к работающему крестьянину, первым низко поклониться ему, а за то, что барин поклонился ему первым, отправить тут же на конюшню, на порку. Выведенные из себя его непотребствами, в частности сластолюбием, крестьяне убили его, причем при обстоятельствах, рассчитанных целиком на неудержимую вспыльчивость М. А. Достоевского. Ему донесли, что такой-то крестьянин не вышел на барщину, да еще ругался. М. Достоевский сразу бросился во двор к непослушному, где его уже поджидало в засаде несколько крестьян. Его схватили, заткнули рот тряпкой, влили через нее припасенную бутыль спирта, погрузили в тележку, вывезли за деревню и вывалили в расчете, что смерть припишут пьянству. Конечно, дело раскрылось, много крестьян пошло под суд[ 7 ]
.