Эти «прикрасы», однако, скоро распространились и в Англии, так что здесь еще мы не находим отличия елагинской системы от староанглийской. То же самое следует сказать и о степенях франкмасонства. Елагин стремился удержать три первоначальных степени – ученика, товарища и мастера, и если он и принял 4 высших степени, то они не играли большой роли, а были просто почетные (Лонгинов). По крайней мере сам Елагин в § 12 своих «Бесед» относится отрицательно к увеличению числа степеней: «Не уповайте новых орденских степеней, ниже суетных украшений». В книге «Обряд принятия в мастера свободные каменщики», помещены установленные Елагиным правила для подготовления новичка к принятию в ложу; эти правила, в связи с «Уставом, или правилом свободных каменщиков», а также с «Беседами» Елагина, дают нам возможность хоть в общих чертах определить отдельные пункты его системы со стороны содержания. Первая цель ордена: «сохранение и предание потомству некоторого важного таинства от самых древнейших веков и даже от первого человека до нас дошедшего, от которого таинства может быть судьба целого человеческого рода зависит, доколе Бог благоволит ко благу человечества открыть оное всему миру». Сохранение и передачу этой тайны мы находим и в древнем английском масонстве, например в «Apologie pour l'ordre de F.-M.» (1742). Вскоре эту тайну, которая, по объяснению старых масонов, была «тайной братской любви, помощи и верности», стали эксплуатировать в самых разнообразных формах, «от заговора в пользу Стюартов вплоть до дикой алхимии и нелепого колдовства».
Несомненно, что и Елагин понимал эту тайну в мистическом духе: он искал «сладкого и драгоценного древа жизни, которого мы с потерянием едема лишены стали», «премудрости Соломона» и т. д. Если мы обратимся к тем источникам, из которых он черпал свои взгляды, то увидим, что они все очень мутные, по-видимому – розенкрейцерского происхождения. Эли – наставник Елагина в масонской премудрости, «в знании языка еврейского и каббалы превосходный, в теософии, в физике и химии глубокий» – был розенкрейцером; книга его «представляет весьма характерный образчик розенкрейцерского, мнимо глубокого теологического и алхимического вздора» (Пыпин). Существует еще известие на страницах дневника некоего немца-розенкрейцера, найденного академиком Пекарским в бумагах Елагина, что Елагин «хотел выучиться от Калиостро делать золото». Из другого источника (Вейдемейер, «Двор и замечательные люди в России», ч. 1, стр. 197, 198) мы знаем, что Елагин был близок с Калиостро, и что секретарь его дал Калиостро пощечину, может быть, за обман насчет делания золота. Этим, вероятно, объясняется позднейшая ненависть Елагина к делателям «мечтательного золота». Второй основной пункт елагинской системы, наиболее ценный для русского общества – необходимость самопознания и нравственного самоусовершенствования и исправления всего человеческого рода. Елагинская система была чужда политики: об этом говорится в бумагах Елагина, на это указывал Новикову и Рейхель. Вообще, Елагину не удалось построить систему, которую можно было бы выставить в противовес тем «вольтерьянским взглядам», против которых боролось масонство.
Серьезные этические, религиозные, отчасти и социальные вопросы оказались не под силу тогдашней научно-критической мысли.