Итак, качества – это сущности, так же, как и стихии, являющиеся их комбинациями, или гомеомерные и ангомеомерные (мясо и кость) тела, образующиеся на основе стихий. Это означает, что качество не есть простой формальный признак, некий аналог наблюдаемой величины в современной физике, как это считает Зеек, но элементарное качество есть сущность, онтологически значимая реальность, силовое, динамическое и конститутивное начало. Мы можем зафиксировать эту двойственность онтологии качества у Аристотеля. Качество в плане учения о категориях, в плане представлений об иерархии значений сущего занимает, несомненно, подчиненное место, не существуя как самостоятельное бытие без своего носителя («как», «какое» не существует без «что», «что» – подлежащее, сущность – онтологически первичная реальность). Однако качество – заметим, первокачество, – взятое как частное проявление формы, оказывается сущностью, ведь форма – это сущность (Метафизика, VIII, 2, 1043а 27–28).
Правда, само это рассуждение носит чисто формальный характер. Если бы Аристотель рассматривал качества в их статусе самостоятельно действующих сил как самодостаточные в плане их «пропитанности» формой как целевой причиной, то, очевидно, он не стал бы их взаимодействия и «игру» подчинять какой-то высшей телеологии. Однако именно так он поступает в конце IV книги «Метеорологии». В итоге качества, будучи
Качества служат – частично – началами для чувственно воспринимаемых «подвижных сущностей», но они не являются началами для других сущностей. В первой главе XII книги «Метафизики» Аристотель упоминает три вида сущностей: чувственно воспринимаемые преходящие, чувственно воспринимаемые вечные и, наконец, неподвижные. Действительно, Аристотель подчеркивает, что «чувственно воспринимаемые сущности составляют предмет учения о природе (ибо им свойственно движение), а с неподвижными имеет дело другая наука, поскольку у них нет начала, общего с первыми» (Метафизика, XII, 1, 1069а 36–1069b 2). Таким образом, физические учения Аристотеля ограничиваются в общеонтологическом плане одним классом сущностей – чувственно воспринимаемыми подвижными сущностями. Именно для данного онтологического класса форма до известной степени совпадает с качеством, а, точнее, элементарные качества предстают здесь аналогом формы как сущности.
Резюмируя, мы можем сказать, что в рамках метафизико-эйдетического квалитативизма элементарные качества выступают как заместители формы в плане соотношения формы и материи. В этих же рамках действует и метафизический механизм объяснения движения и изменений превращением потенции в акт. В рамках же физико-динамического квалитативизма мы имеем дело с качествами как со своего рода сущностями – овеществленными силами, динамическими конституентами вещей. Поэтому поскольку качество до известной степени выступает как форма в смысле сущности и в плане этого вида квалитативизма, не находящего себе достаточного обоснования в онтологии, постольку мы можем говорить об определенной – относительной и не окончательной – субстанциализации качеств у Аристотеля.
Аристотелевское сближение качества и формы послужило известному исследователю аристотелевской физики Огюстену Мансьону для объяснения ее качественного характера. Понятие формы, рассуждает Мансьон, лежит в основе аристотелевской рациональности. Формы являются опорными точками для ориентации и фиксации потока явлений, упорядочивая феноменальное бытие и делая возможным его познание. Но ведь качество определяется как видовая особенность сущности, причем такое определение качества выступает как первичное и более существенное, чем определение качества как состояния движущегося тела. Это означает, что «если именно форма, – заключает свое рассуждение Мансьон, – должна в первую очередь управлять акцидентальными проявлениями телесного бытия, то это феноменальное движение (irradiation phénoménale) в соответствии с логикой также является качественным в своей “основе”» [91, с. 201].