Генезис и структура квалитативизма Аристотеля

Исходя из этих космологических предпосылок, Аристотель строит классификацию естественных движений: «Имеются вещи, – говорит он, – которые по природе движутся от центра, и другие вещи, которые всегда движутся к центру» (Там же, 308а 14–16). Эти естественные движения и лежат в основе свойств легкого и тяжелого: «Под абсолютно легким мы понимаем, – говорит Аристотель, – то, что движется к периферии, а под абсолютно тяжелым то, что движется к низу, в направлении к центру» (там же, 308а 29–30).

Свой подход к истолкованию свойств легкости и тяжести тел Аристотель формулирует, критически отталкиваясь прежде всего от платоновской теории тяжести, изложенной в «Тимее». Чтобы не быть зависимыми от аристотелевского прочтения «Тимея», обратимся непосредственно к Платону. Во-первых, Платон считает вес функцией количества вещества или массы тела, т. е. количественной функцией тел: «Когда одна и та же сила, – говорит он, – поднимает в высоту две вещи, меньшая вещь по необходимости больше повинуется принуждению, а бóльшая – меньше, и отсюда большое именуется тяжелым и стремящимся вниз, а малое – легким и стремящимся вверх» (Тимей, 63с). Тяжелое, по Платону, это то, что труднее поддается «насилию», смещающему тело из сродственного ему местонахождения, а легкое – то, что поддается внешнему воздействию легче. У Платона, таким образом, легкость и тяжесть – это всегда относительные меры сопротивления тел внешним воздействиям, выводящим их из «родственных» им сред, в которых им свойственно по природе находиться. Небольшие части легче, чем большие, уступают насилию, говорит Платон. Поэтому тяжесть для него зависит от массы тел или количества частей, неких однородных и весомых частей, образующих тела. Именно этот момент прежде всего вызывает критические замечания Аристотеля. Характерно, что Аристотель ничего не говорит о том, чем он обязан Платону в своей теории тяжести и легкости. Из приведенного нами отрывка видно, насколько – несмотря на серьезные расхождения – Аристотель сохраняет – правда, в переосмысленном виде, – некоторые существенные моменты платоновской теории, в частности идею «естественности» движений. У Платона по существу есть понятие о естественном движении тел и элементов. Так, например, он говорит: «Если мы стоим на земле и отделяем части землеподобных тел, а то и самой земли, чтобы насильственно и наперекор природе ввести их в чуждую среду воздуха, то обе [стихии] проявят тяготение к тому, что им сродно, однако меньшие части все же легче, нежели большие, уступят насилию и дадут водворить себя в чужеродную среду» (Тимей, 63d).

Однако, как показывает этот отрывок, «естественное» движение Платон понимает совсем иначе, как по-другому у него понимается и то, что называет «естественным местом» Аристотель. Это отличие Платона от Аристотеля (помимо уже отмеченного выше преобладания количественного и относительного момента у Платона) обнаруживается в принципе стремления подобного к подобному, который имеется у Платона. Этот традиционный принцип, идущий от ранних досократиков, сохраняется у Платона, но отбрасывается Аристотелем. После вышеотмеченной чисто количественной трактовки легкого и тяжелого этот принцип является второй важной характеристикой платоновской теории тяготения. Рассмотрев разнообразие явлений тяжести, Платон говорит: «Но одно остается верным для всех случаев: стремление каждой вещи к своему роду есть то, что делает ее тяжелой…» (там же, 63е). Обобщая эти два принципа, платоновскую теорию можно резюмировать так: тела тяготеют к подобным им телам пропорционально количеству однородных частей, из которых все они состоят.

Идея естественности движения и места у Аристотеля, однако, сильно отличается от ее платоновского прототипа. Если у Платона естественность целиком укладываете в рамки принципа стремления подобного к подобному, то Аристотелем она мыслится как чисто космологическое определение, как система естественных мест, присущих элементам. «Если, – говорит Аристотель, используя яркий пример для иллюстрации своей мысли, – поместили бы Землю туда, где сейчас находится Луна, то никакая часть Земли не стала бы двигаться к ней, но она бы двигалась именно туда, где сейчас находится Земля» (О небе, III, 3,310b 2–5). Явление тяготения, по Аристотелю, не эффект стремления подобного к подобному; это не большая масса Земли притягивает другие части Земли, «оторванные» от нее. Тяготение состоит в стремлении Земли к своему естественному месту, находящемуся в центре мира и обусловливающему ее естественное движение. У Платона причудливо сочетаются максимально далекие друг от друга идеи: идея количественной природы свойства тяжести и его относительности с архаической идеей о сродстве тел, об их обусловленном их родовой общностью притяжении. У Аристотеля мы не находим ни первой, ни второй идеи. Поэтому теория веса Аристотеля, видимо, оказалась в принципе более живучей: она была более стабильной из-за ее внутренней «умеренности».