Гениальная власть! Словарь абстракций Кремля

Россия — это всемирный сборщик сырьевого налога в системе, которую я бы назвал треугольником Кудрина — Сечина. Треугольник вершиной имеет Россию, а углами основания — развитые и развивающиеся страны. Развивающиеся производят для развитых товары и услуги (по чертежам и запросам развитых) — Россия собирает налог и с тех и с других через тарифы на энергию и сырье.

Эта схема полезна для всех. Одним она предоставляет сырье, а развитым — еще и часть нашей выручки, размещенной (обычно через офшоры) в западных финансовых институтах. Те, в свою очередь, реинвестируют в Российскую Федерацию. За рубежом накоплен запас прямых инвестиций объемом в четверть всего ВВП России (56 процентов прямых инвестиций — в пяти офшорах.)

С 2006 года Россия разрешает свободный вывоз/ввоз капиталов, и перед нами — вполне достроенная система. Ее зенит — годы, когда фискальный «треугольник Кудрина — Сечина» был вписан в сверхпузырь имени Алана Гринспена. Гринспен ведь тоже по-своему подводил под американский капитализм основание большинства — где бедняк приобретал себе дом в кредит, который ему почти ничего не стоил. Работал бум оборота финансовых производных, а финансиализация товарных рынков из цены на нефть сделала мировую резервную валюту. Вздувая нефтяные цены, Россия участвовала в нетоварной геополитической доле цены. Доллары Гринспена орошали путинское большинство, превращенное из электоральной случайности в территориально-сословную Государственность.

При создании путинского большинства большую (часто преувеличиваемую) роль играло построение суррогатной картинки реальности. Она не сводится к задаче укрыть от избирателя факты — в этом смысле речь не шла о цензуре. Дело в своеобразной нарезке реальности на клипы разного достоинства и их визуальной переупаковке. Картинка новостей ТВ — наш аналог тому, что финансисты именуют секьюритизацией — переупаковкой долгов в деривативы типа прославленных в крахе 2008 года обязательств CDO.

Логика здесь та же, что и с финансовыми производными. Начав рассортировывать в них выгодные и невыгодные бумаги, ты не можешь заставить себя купить весь пакет. Но и сформировать собственный большинство не умеет. Оно не вглядывается внутрь пакета, доверяя рейтингу на упаковке, выставляемому на рынке агентствами, а в России — «картинкой власти». Не надо думать, что люди верят телебелиберде — они плюются, но считают, что так правильно.

Гарантии власти работают лучше и выглядят надежнее, когда не анализируешь происходящее. Возникает самоподдерживающийся механизм распубличивания власти: публика не хочет публичности — власть к непубличности привыкает. Она начинает требовать ее как условия стабильности, прочности социальных гарантий. Обществу-клиенту лучше не возражать.

В результате все, власть и общество, перестают получать достоверные данные. Трансакции в закрытой системе легки и невидимы, они создают чувство порядка.

Проектируя саму себя, власть спроектировала и страну. Догадываясь, что не столько управляет ею, сколько припала к долготерпению масс, она обрела чувство, которое для краткости назову гениальностью.

Гениальность власти — это самооценка ее успешности, которую далее нечем поколебать. Факты неудач, некомпетентности и коррупции — все это слабости «гения», простительные в глазах голосующего за него большинства.

Опасное свойство гениев — их бесчувственность к рискам. Команда Путина в целом не различает угрозыи риски, стратегическое и краткосрочное. Власть пренебрегает риском. В разговорах о рисках она видит интеллигентские нюни или вражескую пропаганду. Правда, Кудрина нельзя упрекнуть в этом недостатке. Власть вечно готовится к катастрофе — и процесс подготовки Кудрин превратил в бюджетную религию. Здесь еще одно сходство: различие фигур Суркова и Кудрина. Сурков — борец с угрозами, а Кудрин — с рисками. Кудрин накапливает прочность системы тем, что ее резервирует, срастив с мировым финансовым рынком. Сурков же озабочен мерами безопасности от бесчисленных внутренних угроз.

В русском термине меры безопасности отражено презрение к любой долгосрочной стратегии. Что такое для нас «меры безопасности»? Это дискретные защитные реакции, ситуативные и чаще всего — постфактум.

Здесь фатальная ошибка нашей системы. Мы готовы менеджировать любую будущую угрозу — не учитывая базовый риск самого нашего менеджмента. Внезапный выброс рисков одновременно поразит и систему управления, и управляющего, и тех, кто отвечает за безопасность. Такой риск нормален в финансовом мире, но в русской политике им пренебрегают. Оттого Кремль так поглощен санацией «угроз», имеющих чисто теоретический потенциал разрастания.