Гениальная власть! Словарь абстракций Кремля

Центр капитализации находится не вовне, а внутри страны, подобно развитым странам — зато население обособлено от этого центра. Здесь обитает единая гениальная власть, воплощенная мистикой «единого центра». Оттого собственная капитализация совокупных ресурсов России скандально ниже, чем даже у многих стран третьего мира. Но капитализация нашей сверхвласти весьма высока. Высока и заинтересованность в ней рынков, готовых обслуживать эту высококапитализированную власть, а с ней и Россию.

Человек затянут в социальные сети власти и намертво ими связан. Он бюджетник не в том только смысле, что на него расходуется часть консолидированного бюджета. Он привязан к бюджету через территориальное место, где находится, и социальную категорию, к которой принадлежит. Эта бюджетная прикрепленность — условие капитализации власти: монополия устраняет конкурентов. Она гарантирует им некоторый стандарт жизни, одновременно вытесняя со всех площадок мирового рынка.

Свобода владения есть — частной собственности нет. Трудовые и интеллектуальные способности велики. Но их рыночный дебют исключен политикой резервирования с прикреплением граждан к их долям в резервах.

Зоны капитализации у нас — всегда резервы власти или тесно связаны с ней. Граждане-миноритарии не выходят на рынок, получив свою долю в виде премии. Ее выдает власть, высокоэффективный капиталист. Наши институты развития — лишь резервации роста, оберегаемые властью от вожделений толпы избирателей.

Cакральность

Путин нас, конечно, разбаловал. Верней, мы воспользовались Путиным, чтобы себя разбаловать. Пространство его президентства так быстро заполнилось абсолютным газом харизмы, что ответом на любой вопрос стало — любите Путина! Мы испытывали боль от всех нелюбовных прикосновений к волшебству путинской несравненности. Из тактических соображений считалось даже целесообразным (чуть понижая голос) признавать это святостью. Телевизионные новости пропахли ладаном, елей изливался на действия власти и ее главы.

Так было. Пропажа чуда воспринимается как blackout, как веерное отключение прожекторов славы. Сияние было, и вот его нет. Новый ладан похож на дезодорант. Сильная тоска по вчерашней ясности. Но если ясности нет, тоска фантомна — у нее мнимый предмет.

Болезненный спазм перехватывал горло на слове «Путин». К нему кидается сегодня тоска и не находит опоры. А ведь сегодня Путин работает больше и умней, чем Путин эпохи святости. Строго говоря, при тогдашней харизме он мог и не работать, только сиять.

Сегодня Путин делает много всего, а любви нет. Предложение разумно отнестись к слабостям Путина ничего не даст тому, кто искал сакральности. Медведев продвигает свою, нехаризматичную идею сакральности — она для него осеняет саму должность президента. Но тандем и тут все размыл.

Сакральность института президентства снижена Путиным. Утрируя собственную влиятельность в государстве, Путин невольно принизил престиж президентства. Личное влияние премьера взломало номинал его должности. Но тогда вся путинская мифология была ошибочной, включая и миф-план возвращения. Продлеваемая безальтернативность уже непрактична, что предвещал его же собственный постпрезидентский триумф 2008–2009 годов. Отсюда был ход к альтернативной схеме власти, более рациональной. Но схема не вычертилась, и его сиятельство стало всего лишь влиятельным лицом. Путин — мужик ничего, но больше не свет в окошке.

Полномочий в избытке у каждого из дуумвиров. Ни один не осуществляет их все, но часто жалуется на их малость. Тема полномочий опасно скользит к теме слабости — то президенту душно от амбициозности Путина, то якобы Путину трудно решить, кто будет президентом в 2012 году. Порожденный избытком власти тандем обнаруживает ее вялость.

Вместо сакральности власти массовая аудитория разглядывает ее малый рост и морщины. В прощальных лучах триумфа все видней глубина дефицитов. Все, что Медведев ни делал, рассматривалось как сделанное не всерьез, как недоделанное. В оптике прошлой харизмы все выглядело недостаточно пафосным. И эта аберрация губит не только кандидатские шансы Медведева; она в принципе меняет образ власти — кажется, навсегда. Один вечно на выходе из Кремля — другой вечно вот-вот вернется. Реально же придет нечто совсем другое, и сделает каждого из них кем-то иным.

Сила. Слабость

Табуретка Корнилова

Гениальная власть всюду сеет мелочный оппортунизм. Играя в ее игру, все отстают от нее и, догоняя, разгадывают ее планы. И хотя планов нет, оппортунизм стал всеобщей атмосферой. Власть обязана опережать всех — у нас нет сил для борьбы с открытым протестом. Такая борьба, если и будет выиграна, сделает власть другой. Мы просто обязаны реагировать быстрей остальных. Но где реагирование, там слабость — тошнотворное чувство ничтожества.