Внезапно кабинет исчезает, вместо него возникает мерцающий образ: знакомая гостиная, купающаяся в дневном свете, вырисовывается все четче, и я вижу белого щенка, спящего у меня в ногах. Рядом со мной, скрестив руки на груди, сидит темноволосый подросток. Метиас. Он хмурится, наклоняется, уперев локти в колени:
— Джун, ты мне когда-нибудь лгала?
Я моргаю, потрясенная видением. Это все подлог, говорю я себе. Детектор лжи генерирует иллюзии, имеющие целью сломать меня. Я слышала, что подобные устройства используют на фронте, где машина может воссоздавать сцены и внедрять их в голову, копируя способность мозга рисовать жизнеподобные видения. Но Метиас кажется таким реальным, словно можно протянуть руку и заправить его темные волосы за уши или почувствовать свою маленькую руку в его большой. Я почти верю, что и в самом деле нахожусь с ним в комнате. Закрываю глаза, но образ запечатлевается в моем мозгу, яркий, как день.
— Да, — отвечаю я.
Так и есть. Глаза Метиаса широко раскрываются от удивления и горечи, а потом он исчезает вместе с Олли и всей комнатой. Я возвращаюсь в серый полиграф-кабинет, стою перед доктором Садхвани, вижу, как она делает какие-то записи. Она одобрительно кивает за правильный ответ. А я пытаюсь сдержать дрожь в руках — опущенных и сжатых в кулаки.
— Очень хорошо, — бормочет она несколько секунд спустя.
Мои слова холодны как лед:
— Так и будете испытывать меня моим братом?
Доктор снова отрывает взгляд от своих записок:
— Вы видели брата?
Теперь она, кажется, расслабилась, капельки пота со лба исчезли.
Вот как. Они не контролируют мои грезы, не видят то, что вижу я. Но могут воздействовать на какие-то рецепторы, вызывающие воспоминания. Я гляжу на доктора с высоко поднятой головой:
— Да.
Допрос продолжается. Какой курс вы пропустили в Дрейке? Второй. Сколько предупреждений за плохое поведение вы получили за время учебы? Восемнадцать. Возникали ли у вас негативные мысли о Республике до смерти вашего брата? Нет.
И так далее, и так далее. Я понимаю, что она пытается вернуть мой мозг в нормальное психическое состояние, снизить уровень настороженности, чтобы спровоцировать физиологическую реакцию на вопрос по существу. Я еще дважды вижу Метиаса. Каждый раз, когда это происходит, я делаю глубокий вдох и задерживаю дыхание на несколько секунд. Теперь доктор терзает меня вопросами о бегстве от Патриотов, о том, с какой целью я взорвала бомбу. Я повторяю то, что уже говорила Андену во время обеда. Пока все идет неплохо. Детектор лжи показывает, что я говорю правду.
— Дэй жив?
И тут передо мной возникает Дэй. Он стоит всего в нескольких футах, его голубые глаза как зеркало, я чуть ли не вижу в них себя. Улыбка озаряет его лицо, когда он на меня смотрит. Вдруг меня пронзает такое желание быть с ним, что я едва не падаю. Его здесь нет. Это имитация. Я выравниваю дыхание.
— Да.
— Почему вы помогли Дэю бежать, зная о его многочисленных преступлениях против Республики? Может быть, вы питаете к нему нежные чувства?
Опасный вопрос. Отвечая на него, я осаживаю свое сердце:
— Нет. Просто я не хотела, чтобы он погиб от моих рук за преступление, которого не совершал.
Доктор прекращает записывать и поднимает бровь:
— Вы рисковали практически всем ради едва знакомого человека?
Я прищуриваюсь.
— Такой вопрос характеризует вас не с лучшей стороны. Возможно, вы это поймете, когда кого-нибудь приговорят к казни по вашей вине.
Она игнорирует яд моих слов. Образ Дэя исчезает. Я выслушиваю еще несколько не имеющих отношения к делу контрольных вопросов, а потом:
— Вы состоите в Патриотах?
Снова появляется Дэй. На сей раз он так близко наклоняется ко мне, что его волосы, легкие как шелк, касаются моих щек. Он притягивает меня к себе и впивается в мои губы долгим поцелуем. Вдруг сцена резко меняется: вечер, дождь хлещет как из ведра, Дэй еле идет, из его раны на ноге капает кровь, оставляя за ним красный след. Он падает на одно колено перед Рейзором, а потом и эта сцена исчезает. Я стараюсь говорить ровным голосом:
— Состояла.
— Будет ли организовано покушение на нашего блистательного Президента?
На этот вопрос я могу ответить правду:
— Да.
— Знают ли Патриоты, что вам известно об их планах?
— Нет, не знают.
Доктор Садхвани смотрит на коллег, несколько секунд спустя кивает и снова обращается ко мне. Полиграф подтверждает, что я не лгу.
— Есть ли среди солдат, приближенных Президента, те, кто, возможно, участвует в заговоре?
— Да.
Еще несколько секунд молчания — доктор с коллегами проверяет мой ответ. Снова кивает. Теперь она поворачивается к Андену и его сенаторам.
— Она говорит правду.
— Хорошо, — кивает Анден, голос его из-за стекла звучит приглушенно. — Пожалуйста, продолжайте.
Сенаторы стоят, скрестив на груди руки и сжав губы.