— В некотором смысле не имеет значения, почему так пошло и хорошо это или плохо. Все дело в том, что со временем законы развиваются и трансформируются. Обстоятельства меняются. Поначалу дети не проходили Испытания, и для богатых не было поблажек. Чума… — Он замолкает и в конечном счете вообще отказывается от затронутой темы. — Общество недовольно, но Сенат боится что-либо менять, чтобы снова не потерять управление. И для них Испытания — лишь способ преумножить мощь Республики.
В голосе Андена слышна неизбывная печаль. Я чувствую его стыд за принадлежность к такому наследию.
— Сочувствую вам, — говорю я едва слышно.
Подчиняясь внезапному порыву, я прикасаюсь к руке Андена в попытке утешить его.
Губы Андена складываются в неуверенную улыбку. Я отчетливо чувствую его желание, его опасную слабость, его вожделение ко мне. Если прежде и возникали сомнения, то теперь я знаю наверняка. Я быстро отворачиваюсь в призрачной надежде, что снежный пейзаж за окном остудит мои щеки.
— Скажите, — бормочет он. — Что бы вы сделали на моем месте? Какими были бы ваши первые шаги в качестве Президента Республики?
— Завоевала бы доверие людей, — отвечаю я, ни секунды не раздумывая. — Если народ станет грозить революцией, Сенат окажется бессилен против вас. Вам нужна поддержка народа, а народу нужен вождь.
Анден откидывается на спинку стула. Теплый свет падает на пиджак, отчего вокруг него образуется золотистая аура. Какие-то слова в нашем разговоре навели его на мысль, которая, возможно, давно блуждала в голове.
— Из вас получился бы хороший сенатор, Джун, — говорит он. — Вы были бы отличным союзником Президента. Да и народ вас любит.
В голове кавардак. Я могу остаться здесь, в Республике, и помочь Андену. Стать сенатором, когда достигну соответствующего возраста. Вернуться. Оставить в прошлом Дэя и Патриотов. Я знаю, насколько эгоистичны такие мысли, но ничего не могу с собой поделать. «А вообще-то, что уж такого плохого в эгоизме?» — с горечью думаю я. Можно прямо сейчас рассказать Андену все о планах Патриотов (не волнуясь, узнают ли об этом мятежники, накажут ли Дэя за мою откровенность) и вернуться к богатой, безопасной жизни правительственного чиновника, принадлежащего к элите Республики. Я могла бы почтить память брата, медленно меняя страну изнутри. Вот только получилось бы у меня?
Ужасно. Я выкидываю из головы эти темные фантазии. При мысли о том, что я брошу Дэя вот так, предам его, больше никогда не обниму, не увижу, зубы мои сжимаются до боли. Я на секунду закрываю глаза, вспоминаю его ласковые мозолистые руки, его неистовую страстность. Нет, я никогда бы не смогла так поступить. Я настолько не допускаю в этом сомнений, что сама пугаюсь. После всех жертв, что принесли мы оба, заслуживаем ли мы совместной жизни — или чего-то другого, — когда все закончится? Бежать в Колонии или перестраивать Республику? Андену нужна помощь Дэя, мы будем работать вместе. Разве я смогу развернуться и бежать прочь от света, появившегося в конце туннеля? Мне нужно вернуться к нему. Рассказать ему все.
Но все по порядку. Теперь, когда мы наконец одни, я пытаюсь наилучшим образом сформулировать предупреждение. Поведать Андену, не жертвуя собственной безопасностью, я могу немногое. Перестараюсь — и он, боюсь, может сделать то, что приведет к уничтожению Патриотов. И все же я решаюсь на попытку. Мне по меньшей мере необходимо его безусловное доверие. Мне нужна будет его поддержка, когда я возьмусь саботировать маневр Патриотов.
— Вы мне доверяете?
На сей раз я и в самом деле прикасаюсь пальцами к его руке.
Анден напрягается, но руку не отдергивает. Он вглядывается в мое лицо, может быть, старается понять, о чем я думала, закрыв глаза.
— Наверное, я мог бы задать такой же вопрос, — отвечает он с неуверенной улыбкой на губах.
Мы говорим о разных вещах, ссылаясь на общие тайны. Я киваю ему, надеясь, что он серьезно воспримет мои слова.
— Тогда сделайте то, что я скажу, когда мы приедем в Пьерру. Обещаете? Все, что я скажу.
Он склоняет голову, недоуменно морщит лоб, потом пожимает плечами и кивает — да. Похоже, он понимает, что я пытаюсь сообщить ему что-то, не произнося этого вслух. Когда настанет время выхода Патриотов, я надеюсь, Анден вспомнит свое обещание.
Дэй
Я, Паскао и другие неуловимые после тренировочной операции целых полдня проводим в городе — сидим все вместе в проулках или на крышах заброшенных домов, прячемся от солдат, которые прочесывают улицы около станции. Только после захода солнца появляется возможность по одному вернуться в подземное убежище Патриотов. Ни Паскао, ни я не заговариваем о том, что случилось в поезде. Джордан, застенчивая неуловимая с медными косичками, дважды спрашивает, все ли у меня в порядке. Я отмахиваюсь от вопросов.
Да, что-то не задалось. Похоже, это главное преуменьшение года.
Когда мы возвращаемся в туннель, все уже готовы отбыть в Пьерру — одни уничтожают документы, другие чистят компьютеры. Голос Паскао отвлекает от безрадостной сутолоки:
— Хорошая работа, Дэй.