Гений или злодей

Да и до этого ли им? Мир маленьких, но сильных страстей внезапно открылся перед наблюдателями. В то время, когда брат покойного заказывал гроб, машину, венки и прочие погребальные атрибуты, Инна А. и ее мать, недосягаемые для упреков, сломя голову бегали из районной прокуратуры в нотариальную контору и обратно. В прокуратуре они подчеркивали, что именно Инна как единственная наследница должна заполучить найденные в квартире деньги и документы. Естественно, с ними никто не пытался спорить. В любой момент все будет возвращено ей согласно закону… В конторе они торопили нотариусов совершить опись наследуемого имущества, так как у них возникла гипотеза, будто его желает заграбастать этот гусь — дядя.

Однако дядя, увешанный боевыми наградами, вовсе и не желал завладеть скарбом брата. Нотариусы без труда описали обычную квартирную снасть, проставив с его же помощью примерную стоимость каждой вещи. Но распаленный холодностью и безжалостностью племянницы, он после короткой внутренней борьбы обратился в суд. Нет, конечно же, повторяем, он ни на что не покушался. Но просил только одного — вычесть из наследства хотя бы половину суммы, которую затратил на похороны, заказанный памятник и все такое прочее. С отчаянным лицом дядя пояснил, что он не стал бы предъявлять свой иск, если бы наследница повела себя чуть корректнее. Но коли она только помышляет о материальном аспекте вопроса, то пусть, черт возьми, не артачится, а понесет часть расходов. Так сказать, отдаст последний долг отцу.

Инна А. тоже с этого момента ушла с головой в бурную стихию юриспруденции. Ее гвоздила мысль, что за время ее отсутствия дядя успел заменить новый полированный шкаф на шифоньер с царапинами, а собрание сочинений Л. Н. Толстого какими-то нелепыми брошюрами на юридические темы… Уже самый тон этого иска — этакая императивность стиля, которым предлагалось возместить нанесенный ущерб, заставлял насторожиться. Однако эксперты, посланные на квартиру судьей, нашли, чю вся недвижимость недвижима, а что до оценки, то она даже меньше того, что записали на глазок их предшественники-нотариусы.

На состоявшемся вскоре суде Инна А. появилась настолько сияющая и уверенная, что даже судью покоробило. Смущенно прокашлявшись, она спросила:

— Перед лицом, так сказать, смерти вы удивляете меня. Неужели у вас не шевельнулась жалость к покойному? Ведь он, судя по показаниям свидетелей, стремился соединиться совами.

Опершись взглядом на мать, конечно же, присутствовавшую в зале, Инна А. отвечала, любуясь собственным бессердечием:

— Я не желала видеть отца при жизни и пришла на квартиру, чтобы убедиться, что он мертв.

— Ну, вы хватили через край… А не было у вас желания принести хотя бы букетик на его могилу?

— Вы рассматриваете дело о букетиках или о наследстве? — запальчиво спросила Инна А. — Это в конце концов мое право — приносить букетик или ставить памятник. Я, например, на такие расходы не пойду.

Да-с, легко быть твердым, будучи бесчувственным. Ну да ладно. Может статься, что тут читатель разведет руками. Стоит ли внедряться в судебный процесс? Не стоит. Не станем судить, в свою очередь, правомерен ли иск дяди и справедлива ли была дочь покойного, когда выдвинула свой гипотетический иск. Пройдем мимо этих щепетильных обстоятельств и зафиксируем лишь моральную грань конфликта.

Да, можно понять чувства бывшей супруги, в течение многих лет копившей злобу против своего мужа. В конце концов можно понять и Инну А., не желавшую по научению матери — кстати, педагога, гуманитария — проведывать отца даже в дни обострения его недуга, приведшего к роковому исходу. Но вопреки французской пословице понять — вовсе не значит простить.

Недаром судья с одобрения народных заседателей направила особое письмо в ректорат института. После строк, излагавших существо свары, шли следующие веские слова: «…И. А., узнав о смерти отца, решала вопросы, связанные только с принятием наследства… Поведение и высказывания студентки вашего института, установленные судом во время рассмотрения дела, несовместимы с той деятельностью педагога, к которой она себя готовит…»

События развивались параллельно…

КВАДРАТУРА КРУГА

ГЕНИЙ ИЛИ ЗЛОДЕЙ?

«Шумим, братцы, шумим!»

А. Грибоедов

Аборигены Одессы утверждают» что в атмосфере их любимого города давно уже обитает таинственный вирус — возбудитель музыкальных способностей. Разумеется, гипотеза эта еще нуждается в научной проверке. Однако не без тщеславия одесситы вклинивают в любой разговор испытанную музыкальную тему:

— Я вам не скажу за всю Одессу… Но именно в нашем квартале были возлелеяны и Леонид Утесов, и Давид Ойстрах, и Лев Оборин… Ну как, с вас довольно?

Казалось, для Одессы не существует музыкальных сенсаций. И все же здесь произошло событие, которое взволновало преданных поклонников симфоньетт и романсов.