Гений или злодей

К художественному руководителю филармонии явился скрипач Михаил Г. и сделал ошеломляющее заявление: роясь в архивах, он нашел оркестровые партии симфонии доселе неизвестного композитора Овсянико-Куликовского.

— Фортиссимо! — вскричал восхищенный худрук. — Да вы почти гений!

— Не буду сопротивляться, — покорно молвил скрипач. — Вот взгляните — титульный лист: «На открытие Одесского театра. 1809 год. Симфония № 21. Соч. Н. Куликовского». Разрешите присесть за рояль?

— Ради Баха!

И под сводами филармонии прозвучала симфония, развивающая музыкальные образы украинского фольклора и обработанная рукой подлинно большого мастера.

— Кто же он такой, Овсянико-Куликовский? — заволновался худрук, бросая на партитуру охотничьи взгляды.

Михаил Г. неторопливо расшнуровал черную дерматиновую папку с надписью «Мюзик» и добыл из ее недр кипу листков тетрадочного происхождения. Однако хранили они любопытнейшие сведения исторического характера. Получалось, что Овсянико-Куликовский был довольно заметной звездой на музыкальном горизонте начала прошлого века. Украинский магнат, имевший свой оркестр, он будто бы самолично писал симфонические произведения.

— Заутра двинем рать! — воскликнул худрук; выхватывая у своего подопечного папку «Мюзик». — Нас ждут вышестоящие!

На следующий день, даже не простившись с первооткрывателем симфонии, директор филармонии умчался.

Стоит ли удивляться, если через некоторое время найденная симфония исполнялась лучшими оркестрами? Это произведение восхитило даже наиболее тонких знатоков симфонической музыки. И самые маститые музыковеды проявили к творчеству Овсянико-Куликовского здоровый интерес.

Одним из тех, кто решил произвести глубокое расследование в этой области был музыколюб в ранге доктора музыковедения. Он ринулся в Одессу, чтобы на месте происшествия отыскать все данные, касающиеся вновь открытого композитора.

Естественно, что первый научно-исследовательский визит он нанес Михаилу Г. Разговор протекал в энергичном темпе, известном в музыке под термином «престо».

— Так вы утверждаете, — начал музыковед, — что композитор родился в 1787 году? Значит, свой шедевр он написал, не достигнув и двадцати двух лет?

— Если вы очень хотите, то он создал симфонию в более зрелом возрасте. Ну, скажем, к сорока годам.

— Тогда наш подысследуемый появился на свет в 1768 году. Так и, запишем!

Скрупулезное изучение материала продолжалось.

— Вы упоминали, что найдена и партитура какой-то оперы того же Овсянико-Куликовского?

— Возможно. Там подписи нет, но я думаю…

— Ах, думаете? Так и зафиксируем. А нельзя ли посмотреть собственными очами оригинал партитуры?

— Если каждый начнет страницы мусолить, от шедевра один скрипичный ключ останется. Нет уж, любуйтесь на фотокопию.

— Гм… Что-то надпись странная… Не вечной ли ручкой пользовался автор?

— Типичное гусиное перо! А писал он, это уж верно, для вечности.

— Так и опубликуем. А когда Овсянико изволил скончаться?

— Точно не скажу, но, кажется…

— Ага, точных данных нет? Значит, сведения о нем зажимали реакционеры…

Через месяц в газете за подписью маститого музыковеда появилась пространная статья о творчестве и личности Овсянико-Куликовского. Авторитетно-приоритетно музыковед сообщал:

«По имеющимся сведениям, Николай Дмитриевич Овсянико-Куликовский родился в 1768 году в селе Бехтеры под Николаевом… Он был очень одаренным и просвещенным человеком… Сведения о деятельности композитора-патриота, начиная с двадцатых годов, исчезают, даже в день его смерти ни одна из газет феодально-помещичьей России ни словом не обмолвилась о выдающемся сыне своего отечества…»

Местные гиганты музыкальной мысли засуетились. Этакое событие — и протекает без их обогатительного участия. Стремясь не отстать от коллеги, другой музыковед в газете торжественно объявляет, что Н. Д. Овсянико-Куликовский, очевидно, является и автором оперы, рукописная партитура которой оберегается в одной из одесских библиотек.

Музыкальная общественность была восхищена. Наконец-то найден композитор, которому можно было приписать все найденные безымянные сочинения. Попутно в биографию доселе неведомого симфониста вписывались увлекательные интимные подробности. Вскоре усилиями серьезных и многоопытных музыковедов фигура композитора предстала во весь свой могучий рост. Маститый музыковед решил, что у него достаточно данных, чтобы приступить к капитальному труду о творчестве Овсянико-Куликовского. И вскоре в издательство поступили первые главы будущей монографии. А менее маститый приступил к подготовке диссертации. О первооткрывателе симфонии в этой изыскательской сутолоке как-то позабыли…

Но, как показал дальнейший ход событий, первооткрыватель тоже не дремал.