Гении исчезают по пятницам

Венцель протяжно вздохнул. Он, очевидно, полагал, что после такой лекции Денис уберется восвояси, бросит это дохлое дело и вообще задумается о смене профессии. Но ответить — ответил. Правда, опять не совсем на вопрос.

— На вашем месте я бы интересовался не людьми, которые знают все о науке, а теми, кто знает все о деньгах в науке.

— Такие люди сидят в Министерстве образования…

— Не в этом дело, — отмахнулся Марк Георгиевич. — Наука и мораль несовместимы, но все же ученые глубоко нравственные люди, и я начисто отвергаю предположение, что кто-то из них способен ради денег пойти на убийство себе подобных. Ученый, по сути, одолеваемый страстью (неважно какой) или попавший в безвыходное положение (неважно как), может убить, как и любой другой человек. Но убивать регулярно можно только с целью грандиозной наживы…

— Вы сами себе противоречите, — прервал Денис. — Вначале вы убеждали меня, что никакой серии не существует и я ее придумал. А теперь говорите, что серия таки есть, но организатор преступлений не ученый.

— Противоречия нет. Есть извечный парадокс человеческого восприятия. Вы слышите только то, что хотите услышать. Я же между тем ни в первом, ни во втором случае ничего такого не утверждал, и убеждать вас в чем-либо у меня и в мыслях не было. Убеждать кого-либо в чем-либо вообще занятие неблагодарное. Веками церковь убеждала людей не грешить, и каков результат?..

— Да, я понял, — снова перебил Денис, не позволяя профессору растечься мыслию по очередному древу, — наука и религия — два полюса, диаметрально противоположных. Но давайте вернемся к погибшим ученым…

— Вернемся. Хотя вам снова только кажется, что вы поняли. Я, упомянув о несовместности науки и морали, имел в виду лишь тот факт, что не может быть научной морали и не может быть безнравственной науки. И причина, как ни странно это прозвучит, тут чисто грамматическая.

Денис налил себе чаю и больше не прерывал, отчаялся уже: может, надо просто подождать, Венцель сам вывернет?..

— Мораль есть рекомендации типа возлюби, исполни священный долг… или же запреты: не укради, не возжелай, не предай. То бишь сентенции исключительно повелительного наклонения. Наука же повелительного наклонения не приемлет, наука область наклонения изъявительного. Постулаты и экспериментальные истины. И в основе наук нет и не может быть ничего другого. Следовательно, сколько бы вы ни жонглировали научными принципами, ни нагромождали их друг на друга, вы никогда не получите предложения или требования: делай то и не делай этого — предложения или требования, которое соответствовало бы или противоречило морали… Впрочем, я вижу, вы заскучали?

Денис, без особого, правда, усердия, попытался уверить профессора в обратном. Но тот только сокрушенно развел руками:

— Жаль. Очень жаль. Мне, напротив, было чрезвычайно интересно с вами подискутировать. Однако вы приехали за конкретными фамилиями. Что ж, пишите фамилию. Не злодея, нет! — рассмеялся он, видя, как мгновенно оживился Денис. — В вашу теорию заговора я не верю, но полагаю, что финансовые мотивы присутствовали в большинстве убийств, и, как вы справедливо заметили, о финансах лучше всего знают в министерстве. В частности, глубокоуважаемый мной Ефим Полянчиков, замминистра — человек, безусловно, компетентный. А кроме того, достаточно мудрый и проницательный. Вам стоит с ним поговорить.

— Я могу сослаться на вас? — поинтересовался Денис, предвидя, что с визитом в министерство наверняка возникнут проблемы, и в то же время довольный, что Венцель сам назвал Полянчикова, скорее всего связанного незаконными финансовыми отношениями с Соросом.

— Безусловно. Более того, я могу сам переговорить с ним сегодня же по телефону и предупредить о вашем возможном визите.

Денис возвращался в Москву уже в глубокой темноте. Беседа длилась часа три, но, если разобраться, ничего нового и полезного Денис сегодня не узнал.

Ну и тяжело же общаться с этими учеными! До сих пор он пребывал в уверенности, что адвокаты — главные казуисты. Но они, как выясняется, просто дети малые по сравнению с математиками и социологами.

Сыщики

Они встретились на улице Маршала Бирюзова, куда Сибирякова вместе со своей бригадой отправилась на очередной вызов. Голованов предупредил, что он сидит в «Жигулях»-«семерке» с большой рекламой «Нескафе», так что найти его больших проблем не составляло. Машина была припаркована возле аптеки, хозяин машины, очкастый верзила, ел мороженое (шоколадный рожок, третья порция), Голованов скучал.

— А где же «скорая»? — завертел головой Щербак.

— Во дворе, там только один выезд, никуда они не денутся. — Голованов расплатился с любителем мороженого и пересел к Щербаку. — Если бы я не отдал тебе машину, мы уже целый час знали бы, о чем они говорят. Пока они в больнице собирались, была отличная возможность туда прослушку засунуть. Но принимающая-то аппаратура вся здесь! — Голованов со злостью стукнул по приборной доске.