Гении неба

Желудок отозвался приглушенным урчанием, а психосейф щелчком панели синтезатора. На откинувшуюся полочку выползла тарелка с непривычными фруктами — наподобие сильно растолстевшего винограда медного оттенка с металлическим блеском. Решив, что травить меня никто пока что не собирается, я попробовал угощение. По вкусу оно напомнило не то сливки с клубникой, не то мороженное с малиной. Угощение незаметно исчезло, желудок перестал бурчать, и можно было исследовать свое новое обиталище дальше. Впрочем, исследовать было нечего. Психосейф включал в себя пространство со стороной куба чуть больше двух метров. От одной из стен откидывалась узкой вагонной лежанкой мягкая панель того же коричневого цвета, прямо перед ней точно так же от стены откидывалась небольшая панель синтезатора. Над ней, совсем как в вагонном купе, имелось окно, примерно метр на метр. В нем струились серые мокрые дождевые облака. Вот и все.

Еще здесь было небольшое зеркало. Я заглянул в него. Только что мне исполнилось шестнадцать лет. В зеркале отразился нескладный мосластый подросток с ржавой всклокоченной шевелюрой и обалделым взглядом вытянутого лица. Обалдеть было от чего: весь мой короткий опыт контакта с Внеземельем пока укладывался во фразу «Ну и ну!»

Особенно это относилось к правилам, которые я только что прочел и с этого момента должен был соблюдать неукоснительно. Они расписывали поведение курсанта Академии до мелочи на каждый возможный случай, не оставляя никаких просветов. Кара за любое их несоблюдение предусматривалась одна — возврат домой со стертой памятью. Знаки Кодекса поведения с металлического листа Харфы благодаря какой-то майанской хитрости намертво впечатались в мозг. Поступив в Академию, прочтя Кодекс, я как бы заключил с Майанским Интергалом договор, по которому добровольно отказывался от каких бы то ни было прав и свобод. На весь период обучения я попал в кабалу, по сравнению с которой земное рабство было бы курортом. Наконец, на период обучения на меня навесили целый ворох обязанностей, часть которых была просто идиотской, а остальные невыполнимы. Например, запрещалось делать записи на занятиях, поскольку я был обязан запоминать огромные объемы инфо, получаемой здесь, наизусть. Запрещалось завязывать знакомства, разговаривать на занятиях, размышлять на отвлеченные темы и тем более молиться вслух, и даже производить естественные отправления. Вспомнив про последнее, я расхохотался: это что, ж получается — терпеть несколько лет? Сидя на такой водянистой кусичке? Мочевой пузырь явно не выдержит.

Спустя недолгое время я посерьезнел и перестал хмыкать. Во-первых, я прорвался не просто на контакт с Майей, но получил доступ к самому драгоценному для меня — к Знанию совершенно иной, притом гораздо более развитой, чем терранская, цивилизации. И я не хотел потерять возможность узнать все, что только смогу. Я криво усмехнулся.

— Как говорят в подвалах «Подвал» — здесь жаргонное, общее обозначение мест для содержания и допросов арестованных. Петровки 38, «Информация оправдывает средства».

Возможно, что для какого-то отряда, рода, вида разумных идиотизм некоторых правил означает нечто очень простое и конкретное. Причем то, с чем можно спокойно подождать несколько лет. Просто оно перевелось так, что я не уловил истинный смысл. Больше всего меня расстроил запрет ходить в гости к другим курсантам, и тем более без приглашения. У меня просто зудело внутри познакомиться поближе с моими будущими однокашниками. Еще многое запрещалось, например, иметь какие-либо средства связи. Да что продолжать перечисление: я стал вещью Интергала, и ей, этой вещи взяли и запретили почти все. Разве что дышать и учиться разрешили.

Мягко квакнул сигнал, панель синтезатора вновь прижалась к стене, зато откинулась лежанка. Нетерпеливый сигнал квакнул дважды. Я ухмыльнулся и лег, думая, что спать вовсе неохота. Но как только голова коснулась мягкой панели, вырубился мгновенно, как в пропасть упал. Тогда, только что «взятый от мамы», я еще не знал, что такое сон — генератор. Да вообще ничего не знал…