Гении разведки

Даже более-менее сносного водителя из Кернкросса не вышло. Однажды он с советским связником Питером (Юрием Модиным. — Н. Д.) чуть не засыпался на ерунде. Приехав на встречу с несколькими секретными документами, Джон забыл убрать ручку подсоса, и его машина заглохла на оживленном перекрестке. Все попытки завести мотор заканчивались неудачей. Предупредительный лондонский бобби, долго наблюдавший за страданиями водителя и волнениями сидевшего рядом с ним спутника, пришел на выручку. Залез в салон, уселся на шоферское место, снял ручку с подсоса и через минуту отогнал авто к обочине. Потом вежливо объяснил Кернкроссу его элементарную ошибку. Если бы полисмену пришло в голову проверить документы водителя и его седока, он бы наверняка заинтересовался: почему оказались вместе английский госслужащий и дипломат советского посольства? Ну а догадайся вежливый полисмен глянуть на прихваченные Кернкроссом бумаги, разведывательная карьера «Карела», да и его связника, оборвалась бы прямо на злосчастном перекрестке.

Каждая неумелая парковка Кернкросса привлекала внимание полиции. От встреч в специально приобретенной для ценного агента машине пришлось отказаться. Вероятность засыпаться на ерунде заставляла резидентуру прибегать к специфическим — и рискованным — способам связи. Увы, тут было никак не избежать личных и всегда таких непредсказуемых со стороны «пятого» встреч. Облюбовали лондонские окраины, поздними вечерами пустынные. А Джон, в очередной раз что-то напутав, приходил не всегда. Однако все эти обоюдные мучения стоили тех данных, которые добывал Кернкросс.

К тому же он четко подчинился указанию советских друзей: все внимание сосредоточивал именно на тех материалах, что требовались сейчас, сегодня. Подчиняясь требованиям разведки, отошел, к разочарованию хорошо его знавших соратников, от коммунистической партии. Разорвал связи и с бывшими знакомцами по левым митингам и прочим сходкам.

От него, поддерживавшего нормальные отношения с женским полом, можно было не ожидать каких-то эксцентричных выходок, типа тех, что до конца дней позволял себе Берджесс или иногда выкидывал истощенный постоянным нервным напряжением Маклейн. Он мало пил — тоже редкость, и, что высоко ценимо, совсем не болтал. Его надежность потрясала, перечеркивала все недостатки, которых набиралось немало.

В отделах США и Центральной Европы на безропотно-трудолюбивого новичка навалили столько работы. В 1937 году особенно много материалов шло в Германию и из Германии. Они тщательно обрабатывались «Мольером» — Кернкроссом. А в Москве докладывались наверх. На Кернкросса не могли нарадоваться.

Но в конце 1938-го «Мольера» перевели в министерство финансов. Он слишком отличался своей серой трудоголичностью и ярким талантом от людей из другого — высшего — круга, засевших в Форин Оффисе. Даже его единомышленник Маклейн из МИДа считал Кернкросса малообщительным, не слишком приятным, никогда не улыбающимся сотрудником. Одевался Кернкросс как попало. Вероятно, финансы были тут ни при чем. Возможно, демонстрировал презрение к устоям, презирал нормы, для себя неприемлемые. Он и тут, как и в Кембридже, не стал и не захотел стать «своим».

И был жестоко наказан «чужим» большинством. Формальным поводом для перевода в менее престижное министерство финансов объяснили недостатками в образовании: чего-то не закончил, где-то недоучился, недополучил лишнюю бумажку. Как бы то ни было, в казначействе «Мольер» попал в другие условия и обстановку. Оперативные возможности, и разведка это вскоре почувствовала, явно сузились.

Надо ли было заниматься перевоспитанием ценного агента? Излишние нотации, нравоучения могли обидеть или, еще страшнее, оттолкнуть. Кернкросса принимали таким, каким он есть. Ведь логично предположить, что в советскую разведку Джона, помимо прочего, привела как раз та ненависть к твердым и консервативным устоям, которые он не принимал с младых лет, против которых боролся, рискуя не только положением в обществе — жизнью.

В министерстве финансов он тоже очень старался. Его разведывательные возможности значительно сузились, но не иссякли. И вскоре полиглот и трудяга Кернкросс потребовался такому же трудоголику лорду Хэнки.

Коммунист по своим убеждениям и агент советской разведки, Кернкросс чудесно сработался с нелюбившим большевиков лордом. Хэнки подкупали не только трудоспособность, но и полная, на практике постоянно демонстрируемая преданность Джона. Стоило кому-то из политической ли, военной ли верхушки обойти Хэнки с секретными документами, не прислать ему засекреченный доклад или сообщение, не пригласить на очередное заседание какого-то комитета, как энергичный личный секретарь моментально посылал от имени лорда официальный и суровый запрос «обидчику». За редким исключением документы быстро досылались главе бесчисленных комиссий. Этим сложившимся сотрудничеством были удовлетворены и лорд Хэнки, и Кернкросс, не говоря уже о советской разведке.