Гении разведки

Между ними завязались отношения, которые вскоре переросли рамки деловых. Центр смотрел на это сквозь пальцы: уж лучше своя Китти, чем кто-нибудь еще. Да и любовная связь объяснит то, почему симпатичный холостой дипломат иногда остается ночевать у незамужней дамы. Не рассказывать же любопытным, что иногда парочке ночи напролет приходилось заниматься не любовью, а проявкой пленок, которые Харрис переправляла в Центр. Связь с Харрис прекратилась — и любовная, и деловая. 10 мая 1941 года Маклейн оформил законный брак с богатой и потому независимой американкой Мелиндой.

Замечу, что если лидером по набору и важности переданных «Кембриджской пятеркой» секретов все время оставался Ким Филби, то до войны на условное второе место можно было бы твердо вывести Дональда Маклейна, а во время Второй мировой — разделить вторую ступень пьедестала между ним же и тихим, невзрачным «пятым» номером Джоном Кернкроссом, единственным из пяти простолюдином в «пятерке». С 1941 по 1945 год Центр получил от Дональда Маклейна 4593 документа. Трудно выделить наиболее ценный.

Сообщения Дона, особенно в послевоенные годы, отличались от информации его друзей. Тот же Филби, конечно, был неимоверно важен, как стопроцентный разведчик, сообщавший Москве о планах чуть ли не всех секретных служб мира. Поэтому его бесконечно ценили в НКВД, НКГБ, МГБ и КГБ. Маклейн же был, скорее, стратегом. Его информация касалась глобальных проблем. Он передавал в Москву шифрованную переписку Форин Оффиса с английскими посольствами, протоколы заседаний кабинета министров, связанные с международными вопросами. Предсказанные им события разворачивались годами, если не десятилетиями. Знание глубинных стратегических планов помогало не только нашей разведке, но и военным, дипломатам, экономистам, ученым. В главе о Джоне Кернкроссе я уже рассказал о переданных Маклейном планах союзников по созданию атомной бомбы.

Но не только это в сообщениях Маклейна привлекало внимание товарища Сталина. Его заинтересовал похищенный и переснятый англичанином отчет Форин Оффиса об отношении лично к нему главы польского правительства в изгнании Владислава Сикорского и министров его кабинета. Москва поначалу поддерживала отношения с осевшим в Лондоне генералом. А тот нелестно, грубо отзывался о «дядюшке Джо», позволил себе усомниться в высказанном Советским Союзом заверении об убийстве польских офицеров в Катыни немцами. И Сталин тут же порвал с Сикорским. Возможно, именно секретный документ от Маклейна навел Иосифа Виссарионовича на мысли о двуличии главы польского правительства, заставил задуматься, с кем будет Польша в послевоенном мировом устройстве.

Есть все основания полагать, что именно после разведсообщения Маклейна всякое доверие к генералу Сикорскому и его подкармливаемому англичанами окружению у Сталина пропало.

Руководитель советской внешней разведки Павел Фитин постоянно переправлял важнейшие документы, поступавшие от «Кембриджской пятерки», трем адресатам: Сталину, Молотову и Берии.

Эти донесения ценили, несмотря на то, что порой московские аналитики разведки высказывали недоверие «пятерке». Уж слишком ценной, суперсекретной, по их мнению, была поставляемая информация. Не двойные ли агенты гонят ее в Центр?

В марте 1944 года последовала работа в Вашингтоне: Маклейн — первый секретарь британского посольства. В целях безопасности его псевдоним «Генри» сменили на «Гомера». Чтобы поддерживать связь с ценным агентом, осенью этого же года за ним в США отправился его лондонский куратор. Бдительный Маклейн старался резко ограничить круг своего с ним общения. Он вообще терпеть не мог смены связников, предпочитая работать только с людьми, пользовавшимися его полным личным доверием и не вызывавшими раздражения командирскими замашками. Увы, иногда попадались и такие. Их по просьбе ценного источника меняли.

И Маклейн, на которого возлагалось столько надежд, как всегда, не подвел. Не ирония судьбы, а успех разведчика «Гомера»: в посольстве он курировал вопросы атомной энергии. Ему было поручено координировать усилия ученых Британии и США по созданию атомной бомбы. Вел работу столь тактично и умело, что руководители американского «Манхэттен Прожекта» относились к нему с неменьшим уважением и доверием, чем соотечественники из «Тьюб Эллойз Прожект». А что уж говорить о московских друзьях, души в «Гомере» не чаявших. В Москве знали все или почти все о политическом, военном и чисто техническом содружестве англосаксов. У Маклейна появился доступ к переписке и протоколам бесед «Капитана» (псевдоним Рузвельта) и «Кабана» (естественно, Черчилль). Это Маклейн первым передал в Центр сведения о плане американцев и англичан разделить послевоенную Германию на несколько оккупационных зон.

Не особенно сведущий в физике Маклейн сумел передать и чисто техническую информацию об уране, используемом в производстве атомной бомбы. В этой области американские ученые явно опережали британских коллег, славившихся знанием теории. Благодаря Маклейну паритет был достигнут и с англичанами, и, что более важно, с русскими.