Гений (СИ)

Он почувствовал холод в ногах и посмотрел вниз, понемногу начиная осознавать всю глубину происходящего безумия — он стоял по щиколотку в воде. Мягкие волны изогнутыми барханами гнали воду от арки в начале аллеи к Дракону, чётко по плитке, хотя она была выше уровня газона. И углы наклона всех поверхностей в этом дворце глава Кан прекрасно знал, и в данный момент видел собственными глазами предельно отчётливо — вода текла перпендикулярно гравитации. Списывать это на просевший грунт было наивно — здесь не было грунта, дворец стоял на скале, вечной и нерушимой, как сами горы, просесть здесь могли скорее законы физики, и он мог найти только одну причину.

— Это месть или знак?

Эхо вернуло слово: «Знак», он медленно поднял голову, глядя на постамент, за который держался — на нём сидела птица. Белая и гладкая, как фарфоровая чашка, настолько идеально выполненная, как будто вот-вот повернёт голову и посмотрит на этого непутёвого наследника, возомнившего себя хозяином. Она была какая-то слишком белая, как будто её вымыли специально.

«Здесь был Барт?»

Статуи на Аллее Духов традиционно никогда не мыли и не чистили без особых ритуалов и специально обученных людей, потому что некоторые статуи были невероятно древними и требовали сверхбережного отношения. Двейн об этом знал, кроме него здесь был только Барт.

«Комнату свою лучше бы вымыл, поросёнок.»

Он отпустил постамент и пошёл в сторону Дракона, потому что оставил там пустую флягу, убрал её в карман, посмотрел на поток воды, уходящий в решётку ливневой канализации под стеной храма, подумал, что нужно всё-таки принести нормальную жертву, более уважительную. Достал нож и уже хотел рассечь ладонь, когда заметил какие-то палки и куски ткани в урне для возжиганий у ног Дракона. Поворошил их ножом, убеждаясь, что это огарки от ароматических палочек, тряпки и шкура от колбасы.

«Барт. Только он мог принять священное место за мусорник. Мастер уборки.»

Стало так смешно, что желание резать руку и поливать статую кровью, пытаясь проявить уважение, запоздавшее лет на десять, стало выглядеть безнадёжно жалко и глупо.

«Кому я собираюсь что доказывать? Я приволок в этот дом Барта, который положил в жертвенник шкуру от колбасы и тряпку, которой мыл статую. Это никому не переплюнуть.»

Он стоял у постамента Золотого Дракона, опираясь на край локтями, в одной руке держал нож, а второй рукой держался за лоб, не в силах перестать смеяться. Посмотрел вниз, где вода уже поднялась почти до колен, запрокинул голову и вопросил небеса и Золотого:

— А нормальный знак ты мне дать можешь?

Эхо долго молчало, потом вернуло последнее слово: «Можешь», как-то неуверенно и размыто, как будто разговаривать с тем, кто не слушает, всё равно бесполезно, так зачем тратить силы.

— Браслет верните, — устало вздохнул он, осматриваясь, заметил краем глаза браслет на постаменте птицы, но когда посмотрел туда ещё раз, его не было. — Ну и ладно, у меня их много, другой найду.

Эхо вернуло: «Найду», больше разговаривать с самим собой желания не было. Всё казалось таким глупым, что он спрятал нож, достал спички и поджёг всё, что Барт накидал в священную урну для возжиганий, бросил туда же свой платок, которым вытирал лицо после удара ветки — всё равно в крови, развернулся и пошёл обратно, против волн на камне, противоречащих здравому смыслу. Когда он дошёл до начала аллеи, дорожка уже была сухой, вода ушла вся, не оставив даже луж.

Он вызвал группу и приказал телепортировать его на базу отдела.

* * *

На базе в первую очередь решил пойти вымыться, даже отчёты слушать не стал — Док у входа глянул ему в глаза печально и сразу же отвернулся, это значило, что Двейну не лучше, и что других новостей нет, а всё остальное было не срочно.

По дороге к душевой ему попались навстречу бойцы из дежурной смены, вполне бодрые, он поздоровался спокойно, мысленно напоминая себе о том, что о его планах и визите к матери никому не известно, в их глазах он всё тот же, что и вчера.

Перед своей личной душевой он разделся, уже предвкушая горячую воду на замёрзших мокрых ногах, открыл дверь и замер — в центре комнаты стояла сверкающая хрустальная птица, та же самая, о постамент которой он опирался только что на Аллее Духов. Она смотрела прямо на него, а он стоял перед ней, голый, ошарашенный и окончательно ничего не понимающий в этой безумной жизни. Сделал шаг назад и закрыл дверь. Опять открыл — птица никуда не исчезла. Подошёл ближе, и понял, что она не хрустальная, она ледяная, и уже начала таять, охладив пол и воздух вокруг себя настолько, что стоять там босиком вообще не хотелось. Он вышел, переоделся, решил всё-таки навестить Двейна и задать несколько мистических вопросов.

И как только открыл дверь палаты, на него уставилась ледяная птица.