теперь с восторгом пересказывает ему, стукачу (см. рис. 1).
Интересное – это как раз и есть «Нейгауз сказал, что…».
Нужно только, чтобы следователь не перепутал, что из какой
книжечки. Фраза «Нейгауз сказал, что…» – не основание для
посадки, а операция прикрытия. Именно поэтому Иванову не
будут устраивать очной ставки с Петровым.
Рис. 1. «Метод подставы». Иванов посажен, Петров оклеветан.
Ну не очевидно ли, кому пойдет бить морду простодушный
Иванов, когда его выпустят после отсидки? Читатель, тебе дурно?
В заключение этого раздела приведу еще одну цитату из статьи
А. Григорьева о Вере Ивановне:
«А освободили ровно через шесть лет после ареста. Комиссия спросила,
за что сижу и почему не подавала на помилование. Ответила, что лишь
высказывала мнение о положении в своей стране, горячо любимой, а
потому и не подавала никаких прошений.
Через пять минут меня реабилитировали, сказали, что на любой работе
могу не упоминать о пребывании в лагерях. Но куда же мне девать эти
шесть лет? Пишите, что работали в системе КГБ… Боже упаси, этого
еще не хватало!»
Этот отрывок В. И. Прохорова потом тоже почти дословно
повторила в передаче «Старая квартира».
Похоже, что система КГБ хотела в тот раз скомпрометировать и
ее, и В. И. Прохорова это понимала. Но почему же она тогда так
легко поверила в виновность моего отца?
XVI
Все закономерно
Теперь мне стало ясно, что в истории моего отца и Вольпина
стихи играли ту же роль, что и фразы типа «Нейгауз сказал,
что…» в истории с Прохоровой. Дело в том, что мой отец, как и
сам Вольпин, не держал эти стихи в секрете от своих друзей.
Однако именно отец их открыто переписывал, и все его друзья
знали, что он восхищается этими стихами и хранит у себя
рукописи.
Таким образом, передавая стихи следователю, стукач создавал
себе неплохое прикрытие, при условии, конечно, что Вольпин
окажется достаточно наивным человеком.
Однако к Есенину-Вольпину применили в тюрьме сразу два
метода воздействия на психику: «метод подставы» и «метод
стандартных фраз». Устоять против этого даже самому
недоверчивому человеку очень трудно. То, что Вольпин и
Прохорова общались друг с другом после освобождения, только
усиливало действие этих приемов. (Вообще, на мой взгляд,
применение подобных технологий привело в конце концов к
созданию нерушимого союза палачей и их жертв.)
Наконец все встало на свои места – отец был оклеветан
совершенно не случайно.
XVII
Сугроб начал таять
Подбирая в 98-ом году материалы в сборник воспоминаний о
своем отце, я отбрасывал чересчур восторженные, а также
невыразительные заметки. А еще не хотел я включать туда
ничего такого, что содержало бы намек на нерешенную
отцовскую «проблему». По этому поводу мы вновь сцепились с
Карпинским, который считал, что такие материалы необходимы
«для объективности».
Ценой хороших отношений с Карпинским мне удалось отстоять
тот состав сборника, который я считал наилучшим. (Что касается
Карпинского, то он потом отыгрался в радиопередаче по «Эху
Москвы», которую я почти целиком приведу ниже.)
Время показало, что мой подход способствовал реабилитации
отца и исполнению его музыки.
Сочинения отца даже допустили на «Московскую осень», чего
давно уже не было.
А по телевизору назвали его «знаковым композитором».
Короче говоря, проблема отца начала таять, как большой сугроб.
XVIII
Неожиданный звонок
Но тут уже подоспела кульминация всей этой истории.
4-го или 5-го октября 2000 года раздался телефонный звонок;
говорила Любовь Саввишна Руднева, хорошо знавшая моего отца
в молодости:
– Шестого числа будет большая передача о твоем отце по «Эху
Москвы». Времени передачи точно не знаю. То ли в 10 вечера, то
ли в 10 утра…
Я страшно обрадовался неожиданному подарку к 80-летию отца и
одновременно рассердился: «Что за безобразие, почему не
предупреждают родственников!»
– В следующий раз предупреждать не буду, – отрезала Любовь
Саввишна.
Я ломал себе голову: кто мог быть автором этой передачи?
Видимо, это был какой-то человек незнакомый, иначе меня бы
предупредили, – думал я.
И вот я не без труда разузнал, когда же эта передача на самом
деле должна состояться, обзвонил ближайших родственников и
знакомых, настроил приемник на 91,2 MHz, вставил в
магнитофон кассету и стал ждать.
(А мать моя, Татьяна Борисовна, в это время уже неделю как
находилась во Флоренции, у своей подруги Франчески Фичи-
Джусти, где приходила в себя после недавнего инсульта.)
XIX
Передача
Я позволил себе придумать собственное название к услышанной
мною передаче, а также добавить некоторые ремарки. Что
касается реплик действующих лиц, то все они оставлены,
естественно, без изменений.
ГЕНИЙ И ЗЛОДЕЙСТВО,
или
ЧЕЛОВЕК С ДВУМЯ ТОЧКАМИ ЗРЕНИЯ
Действующие лица:
Бунтман, первый зам главного
редактора «Эха Москвы»,
убежденные сальеристы
Парин, обозреватель,
Карпинский, музыковед и контратенор. Человек с двумя точками зрения
<…>