Цверг завизжал от боли — ее вдруг оказалось так много, что даже его неразвитая нервная система испытала подобие короткого замыкания, поймав одновременно сотни пульсирующих сигналов. Сигналы были от тела, которое сообщало о множественных ранах. Вырванные куски мяса, пылающие ожоги, вывороченные и расколотые кости, лопнувшие внутренние органы.
В этом предупреждающем сигнале, озарившем последние секунды жизни цверга, не было необходимости. Он был уже мертв, но тело еще не успело понять этого, вшитые в геном инстинкты тщились заставить его дышать и жить. Будь инстинкты на уровне человеческих — они безропотно позволили бы куску выпотрошенного мяса, бывшему когда-то цвергом, испустить дух. Но цверг пытался жить еще несколько секунд — все то время, которое потребовалось его телу, чтобы перекатиться на бок и замереть. В двух шагах от человека с дымящейся железной палкой.
На мертвого цверга Гензель взглянул лишь краем глаза. Двойной выстрел картечью на близкой дистанции был страшен. Подхватив цверга в воздухе, пороховой выдох мушкета почти разорвал его на части, усеяв клочьями внутренностей и бледно-серыми лохмотьями кожи металлические трубы, стены и пол. В воздухе отвратительно пахло горелой шерстью, ее тлеющие ворсинки кружились вокруг подобно снежинкам в метель. Цверга едва не разорвало надвое — сдвоенный сноп картечи прошел сквозь серое жилистое тело без всяких затруднений. Покрытое дымящимися дырами, оно шлепнулось на пол безвольной медузой и откатилось в сторону.
Сильнейший удар в бок заставил Гензеля потерять равновесие и отскочить в сторону. Повезло. Третий цверг, разъяренный гибелью своих собратьев, не догадался использовать когти, способные вспороть человека от промежности до горла одним коротким взмахом. Но его кулаки своей тяжестью могли бы посоперничать с молотом кузнеца. И кулаки эти мелькали перед лицом Гензеля с впечатляющей скоростью. Несколько раз цверг задевал его, но удары выходили смазанными, не способными выбить сознание или обрушить на пол.
— Гензель!
Гретель не требовалось сообщать ему детали. Напряженное чутье Гензеля ощущало пространство вокруг себя как водную поверхность, в которой ежесекундно перемещалось множество тел. Некоторые тела были большими и холодными, их вибрацию он игнорировал, фиксируя лишь местоположение в пространстве. Другие были теплыми и резко движущимися. За ними Гензель следил, за всеми одновременно. Их было полдесятка, не меньше. И сейчас сразу два решили подобраться к нему сзади, пока он пятился от ударов их сородича.
Не глядя, он вслепую рубанул за спину мушкетом, точно стальной тростью. Приглушенный хруст кости подсказал ему, что удар достиг цели, а рев боли, последовавший мгновением позже, — что цверг оказался в достаточной мере впечатлен. Противник с переломанной лапой, безвольно повисшей вдоль тела, шарахнулся в сторону, но его приятели не собирались отказываться от подставившей спину добычи.
Гензель услышал треск ткани и с опозданием, лишь отскочив в сторону и выхватив из ножен кинжал, почувствовал жжение в правом боку. Не удержался, скосил глаза. Полушубок разорван, дублет на боку змеился рваным разрезом, из которого сочилась кардаминовая капель. Боли не было — акульи инстинкты отсекли ее, выдавив за грань восприятия. Не до нее.
Цверг мгновенно полоснул еще раз. Его кривые зазубренные когти, похожие на пролежавшие много лет в земле гвозди, зашипели по меху полушубка, вырывая из него клочья и вспарывая по шву. Очень быстро. Очень ловко. Не блокируй Гензель удара ложем мушкета — сейчас его рука уже валялась бы отдельно от тела, радуя наседающих со всех сторон карликов багровыми фонтанами крови.
Движения Гензеля не были ни грациозны, ни изящны. Он двигался экономно, в резком прерывистом темпе, в котором не было ничего от плавной завораживающей красоты признанных фехтовальщиков и завзятых бретеров. Попытайся кто-то в таком же стиле изобразить поединок на сцене театра его величества — такого наглеца, без сомнения, освистали бы. Но такова уж природа боя, что красота ее — особого свойства. Неопытный глаз бессилен ее разглядеть.
Бой — не танец, не балетное искусство, не цирковое выступление элегантных гимнастов. Бой — это хрип воздуха в легких, скрежет стали по кости, звенящие выпады и острый запах пота. Бой — это резкие движения, в которых нет ни капли грации или изящества. Бой — это звон натянутых до предела сухожилий, горячий пар свежей крови, выпущенной на свободу, и хруст стиснутых до крошева зубов.