Геносказка

Мушкет Гензеля прыснул картечью ему в грудь. Ряса на груди разлетелась клочьями в ворохе синеватых искр. Монах поперхнулся и, выронив оружие, прижал руки к поврежденному чреву, где, заикаясь, перестукивали латунные передачи, шкивы и валы. Судя по всему, заряд картечи что-то существенно там испортил, заклинив сложные механизмы. Утробно взвыв, полупарализованный монах попытался схватить Гензеля за шею, но его тело оказалось слишком медлительным. Гензель легко скользнул на полшага в сторону, а спустя половину секунды его кинжал верткой сверкающей змейкой нырнул в бок монаха — туда, где, как показалось Гензелю, человеческой плоти оставалось еще достаточно много. Лезвие, на удивление, вошло почти без сопротивления. Когда оно вынырнуло, испачканное вперемешку кровью и маслянистой черной жидкостью, монах уже был мертв.

Гензель обернулся, ища глазами Гретель. Ее крошечная фигурка в этом огнедышащем чаду стала почти незаметна. Это было ошибкой. Нельзя отвлекаться. Акула никогда не отвлекается, когда чувствует кровь. Но в нем было слишком мало от акулы. И слишком много от человека.

Сильнейший удар отшвырнул его в сторону. Сперва удар показался легким, почти безболезненным, лишь вышиб дыхание из груди. Боль настигла его мгновением позже и скрутила так, что затрещали все кости, а внутренности, кажется, полопались, точно наполненные водой пузыри. Гензель уткнулся лицом в металлическую панель, по скуле текло что-то горячее. И, кажется, на месте не хватало нескольких зубов. Черт с ними, с зубами…

Тело стало весить несколько тонн и работало подобно старому барахлящему, безнадежно заржавевшему станку. Прежде всегда послушное и беспрекословное, оно стало чужим и бесчувственным. Не тело, а мешок требухи, нафаршированной костными осколками. Гензель оторвал его от пола и попытался развернуться. Уже зная, что не успеет.

Бессмысленное упрямство — в человеческой природе…

Удар обрушился на него секундой спустя, еще прежде, чем он сумел восстановить равновесие. Силы, вложенной в него, было достаточно, чтобы расколоть пополам древесный ствол. Гензелю показалось, что его тело и в самом деле раскололось — каждая его кость, вплоть до самых маленьких. Мир задребезжал и вдруг оказался разбит на множество осколков. Мышцы обратились мокрой горячей ватой, бесчувственной и тяжелой. В горле заклокотала солено-горькая, как морская вода, кровь. В этот раз он отчетливо слышал, как лопнули его ребра.

Несколько секунд мира не существовало, была лишь вибрирующая темнота, в которой он, не зная направления, пытался куда-то ползти. Темнота — и очень много боли. Казалось, что его тело прикрутили раскаленными болтами, пропущенными сквозь конечности, к дыбе и теперь пытаются разорвать.

Потом мир возник вновь, но это был уже другой мир, искаженный, болезненно плывущий, норовящий перевернуться с ног на голову. В этом мире Гензель лежал на полу, уткнувшись лицом в текстолитовые осколки оборудования. По лицу ползла кровь. Тело отказывалось подчиняться, оно лежало раздавленным слизняком, изувеченное и почти мертвое.

Рядом что-то взревело, громче, чем крепостные сирены, — и мир вдруг рывком отдалился. Какая-то сила ухватила его за шею и потащила вверх, к потолку, заставляя беспомощно сучить ногами. Жалобно захрустели позвонки, застучала в висках кровь.

Гензель попытался вслепую полоснуть кинжалом и лишь тогда заметил, что кинжала в руке нет.

Поздно.

Его швырнули вниз. Сердце всхлипнуло, когда тело врезалось в пол и прокатилось по нему несколько метров подобно марионетке с перерезанными нитками. Всхлипнуло, но отчего-то не остановилось. Гензель захрипел, пытаясь вдохнуть, но воздуха в легкие попадало не больше, чем крови. Кровь была повсюду — она собиралась извилистыми лужицами на полу, стекала по стойкам, щекотала в носу. Его, Гензеля, кровь.

Акулы тоже не бессмертны.

Акулы умирают молча. Гензель знал об этом, хотя никогда в жизни не видел моря.

Он запрокинул голову, захлебываясь кровью. И из судорожно качающегося мира к нему шагнуло что-то огромное, тяжело дышащее.

Чудовище, состоящее из изувеченной, перемешанной и оскверненной плоти.

Мутант был настолько велик, что даже в бою нависал над своими собратьями подобно осадной башне. Его скелет был причудливо искривлен и несимметричен, так что королевский слуга казался скособоченным уродцем. Кости выпирали из него в тех местах, где им не полагается быть. Таз искривлен, одна нога короче другой. Даже голова сидела под углом, а по позвоночнику словно долго били кузнечными молотами, пытаясь изогнуть его во все стороны сразу. Кости челюсти срослись неправильно, отчего генетическое чудовище даже не могло закрыть рта — из распахнутой пасти свисал дергающийся плетью розовый язык.