Геносказка

— Я всегда держал его в собственном сейфе, госпожа геноведьма. Но вчера утром обнаружил, что сейф стоит открытым, а ключа нет. Больше его взять было некому. Я забеспокоился, но решил, что это лишь шалость. Брутто, как и все мальчишки, любит умыкнуть что-то, но не от злости, а шутя. Я думаю, ему просто хотелось ощутить себя владельцем ключа, пусть и на короткий срок. Я ждал его сутки. Не мог ночью уснуть. Потом обошел все места, где он обыкновенно пропадал, но не обнаружил его. Тогда я пошел к вам.

— Ваш Брутто знает, от чего этот ключ?

— Почти с рождения, — вздохнул шарманщик. — Ему часто приходилось бывать за камином. Он помогал мне расставлять образцы, убирал пыль, занимался каталогизацией… О да, он знал, что это такое. Я же сам и рассказал ему, причем в красках. Не для того, чтобы запугать его, а чтобы он преисполнился уважения и ответственности. Возможно… Возможно, я перестарался.

— Возможно, вы доверили самое страшное оружие в Вальтербурге и во всем Гунналанде безумному растению, — раздельно произнесла Гретель. Худая, бледная и неподвижная, она сидела в кресле подобно манекену, приняв позу, которая обычному человеческому телу явно показалась бы неудобной и неестественной. — Возможно, всем нам осталось жить считаные часы. Возможно, я уже не в силах вам помочь. Достаточно «возможно» для одного раза?

Папаша Арло сложил на груди руки. Выглядел он жалким и опустошенным. Как пустой автоклав, из которого выкипело содержимое. И Гензелю вдруг показалось, что старый шарманщик ужасно несчастен. Даже не из-за того, что приходится держать ответ перед разъяренной геноведьмой, а ведь одного этого хватило бы, чтобы испачкать штаны. Из-за чего-то другого.

— Пропал не только ключ, — треснутым голосом сказал папаша Арло. — Пропало еще кое-что. Из того, что я накануне подготовил, но так и не успел перенести за камин. Пока не знаю, что именно, надо проверить опись… Но я уверен, что это прихватил Бруттино.

— Превосходно, — едко бросила Гретель, не сводя с дрожащего старика своего ртутного взгляда. — Значит, кроме америциевого ключа в руках у вашего бастарда еще кое-что. Что-то, что он вполне мог продать на черном рынке, например. Или, любопытства ради, испробовать на себе. Никто ведь толком не знает, что делается в голове у деревянных мальчишек, верно?

Старый шарманщик посерел под цвет ее лабораторного халата. Гензелю даже показалось, что он вот-вот лишится чувств прямо в гостиной, шлепнувшись на пол и окончательно испачкав пылью ковер. Но какая-то сила позволила папаше Арло остаться на ногах. Он умоляюще выставил перед собой тощие костлявые руки:

— Ради человеческого генокода, святого и нерушимого, госпожа геноведьма! Я признаю свою вину. Я тысячу раз не прав в том, что не доверился вашим предупреждениям! Я ведь не геномаг, я всего лишь уличный шарманщик, умеющий показывать грошовые фокусы.

Кажется, взгляд Гретель немного смягчился.

— Одно только то, что похитили у вас, может стать кошмаром всего Гунналанда. Но, как ни парадоксально, сейчас оно — наименьшее из наших бед. Главное — америциевый ключ. Если он окажется не в тех руках, этот кошмар мы будем вспоминать как божественное благословение!

— Я…

— Ступайте домой, папаша Арло. Хоть вы пошли против моей воли, я не откажу вам в помощи. Хотя и не уверена, что моя помощь окажется действенной. Слишком много времени упущено. Чего еще вы хотите?

Старик мялся в прихожей, силясь что-то сказать. Под взглядом Гретель он серел и комкался, напоминая вылепленный в человеческую форму мох.

— Мой мальчик… Бруттино. Найдите его, умоляю. Но не причиняйте вреда. Он дорог мне. Есть у него сердце или нет, но мы навеки связаны с ним. Если я узнаю, что с ним что-нибудь случится…

— Идите домой, — звучно сказала Гретель, даже не повернув головы в его сторону. — Составьте опись пропавшего. И караульте свой проклятый камин. У вашего деревянного бастарда есть ключ. Но кроме ключа нужно и то, что он отпирает. Закройте все двери и шлюзы, не выходите из дома, не открывайте на стук. А теперь уходите. Сейчас же.

Папаша Арло без слов выскочил за дверь. После него остались лишь россыпи пыли на ковре прихожей. Россыпи, которые Гензель некоторое время задумчиво созерцал. Гретель тоже молчала. В этом не было ничего странного — ей редко требовались слова.

Гензель вспомнил про холодную индюшку, но не сделал и шага в сторону кухни. Аппетит отчего-то пропал начисто. Словно все неприятные мысли и предчувствия оказались в желудке и теперь неспешно там переваривались.

— Я собираю наш багаж, сестрица? — спросил он громко, чтобы привлечь ее блуждающее в неведомых мирах внимание. — Если поспешим, успеем добраться через три дня в Офир — при попутном ветре. Или даже в Сильдавию.

— Что? — Ее глаза заморгали.

— Время паковать вещи. Я не знаю, что ты натворила в этот раз, но отчего-то испытываю нестерпимое желание полюбоваться шпилями Вальтербурга с предельного расстояния.

— Интересное желание, — без всякого выражения обронила она.