— Нам столько раз приходилось бежать из города в город, из одного королевства в другое, что это стало рефлексом, — пояснил Гензель. — И в этот раз, мнё чудится, уже время натягивать походные сапоги. Ну или ты можешь убедить меня в том, что я не прав.
— Ты прав, братец. Этот город в любой момент может стать крайне неудачным местом.
— Тогда чего мы ждем? Бросим дом, к которому привыкли, скарб, который заработали годами работы, привычки, которыми успели обрасти, — и бежим сломя голову к городским воротам!
Злости в его голосе было достаточно, чтобы растопить вечно окружавший Гретель лед. И на миг из-под равнодушной личины геноведьмы выглянуло совсем другое лицо — растерянной девочки, быстро моргающей большими прозрачными глазами.
— Не успеем, — сказала эта девочка, беспомощно качая головой. — Пройдет не меньше трех дней, прежде чем мы покинем королевство Гунналанд. А если ветер будет в нашу сторону…
— Хорошо. Мы остаемся. Тогда будь любезна объяснить мне, свидетелем чего я стал.
Она взглянула ему прямо в глаза. И хоть взгляд Гретель был ему знаком, тело рефлекторно дернулось. Не каждому по силам выдержать взгляд геноведьмы.
— Свидетелем глупости, братец. А еще — недальновидности, самонадеянности, тщеславия и беспринципности.
— Ого. Богатый багаж для старого шарманщика.
— При чем тут панаша Арло? Я говорю про себя. А он виновен лишь в том, что слишком человек. Это простительный грех.
Она стиснула зубы так, что Гензелю послышался скрип. Под тонкой бледной кожей возникли острые желваки.
— Вы действительно сделали это? Геноведьма и выживший из ума шарманщик? Создали получеловека-полурастение? И позволили ему жить не в лабораторной клетке, а среди людей?
— Да, — просто сказала Гретель.
Испытывают ли геноведьмы раскаяние? Гензель не знал этого. Но надеялся, что испытывают.
— Ферменты рестриктазы! — Гензель, сам того не заметив, сломал подлокотник старого кресла. — Это безответственно даже для тебя, сестрица!
— Сегодня я не совершила бы такой ошибки. Но семь лет назад…
— Зачем ты сотворила подобное существо?
Гретель пожала плечами, а губы ее на миг сложились в грустную полуусмешку.
— Потому что могла. Мне показалось это увлекательным опытом. Взять причудливое, не имеющее генетических аналогов растение и попытаться вылепить из него человека. Так, должно быть, юные боги играют с глиняными фигурками. Это сложно объяснить. Это… как вызов собственным силам. Попытка сотворить нечто столь причудливое, что оно стало бы вызовом всей человеческой природе. Он ведь даже не мул, братец. У мулов, по крайней мере, есть человеческий генетический материал, хоть и горсточка… А он — человекоподобное растение. Мыслящее дерево, заточенное в человеческую форму. Совершенно уникальный организм, единственный на свете. Продукт двух несочетаемых биологических культур.
— В королевской кунсткамере, несомненно, нашлось бы место для такого экспоната!
— Я предупреждала старика о том, что рефлексы и инстинкты подобного организма непредсказуемы, что образ его мыслей может быть нам непонятен. Но он не слушал. Он так хотел сына. А я не слушала голоса разума.
Ну конечно. Геноведьмы часто не слышат — ни людей, ни голоса разума. Гензель прошелся по испачканному ковру, без всякого смысла глядя себе под ноги. На ковре не было ничего, кроме пыльных пятен — напоминаний о папаше Арло.
— Что за ключ вы поминали все время, сестрица?
— Особый ключ папаши Арло. Корпус из экранирующего металла, а внутри америциевый сплав, период полураспада — восемь тысяч лет. Его изотопы, распадаясь, испускают особую последовательность альфа-частиц, служащую кодом для замка.
— Для какого замка? От камина?
— Да. Его камин — никакой не камин. Камин лишь нарисован на холсте. За ним располагается вход в подземное хранилище, своеобразный саркофаг. Очень хорошо защищенное и спрятанное хранилище. По счастью, достаточно хорошо забытое. Скажем так, даже слухи о его существовании знали всего несколько человек в этом городе.
— И что спрятано у старого дурака в камине? — спросил Гензель мрачно. — Коллекция вересковых трубок? Запасные подштанники?
Ему очень не хотелось задавать этот вопрос. Он помнил испуг старика и кипящую ртуть в глазах сестры. Когда геномаги выказывают такие эмоции, обычному человеку остается лишь одно — во весь опор мчаться к городским воротам и дальше, до тех пор, пока шпили Вальтербурга не скроются на горизонте. Но, кажется, для этого уже поздно.
— Ты уверен, что хочешь знать, братец? — вяло спросила Гретель.
— Нет, — честно сказал он. — Но, кажется, придется. Так что нынче хранят за каминами шарманщики, сестрица? Кажется, речь идет не о пригоршне угольков, так ведь?
— За камином в каморке папаши Арло — самая большая по эту сторону океана коллекция модифицированных вирусных инфекций и возбудителей генетических заболеваний.
Гензелю показалось, что он ослышался. Ему хотелось ослышаться. Но геноведьмы редко ошибаются. И никогда не оговариваются.
— Что-что?..