Геноцид и массовые репрессии

Хунвейбины из Педагогического университета Пекина врывались в квартиры и уничтожали предметы «старой культуры»: книги, картины, фарфор и т. п. — и затем изолировали задержанных от семьи, помещая их в старое складское помещение. Осужденные жили там под предлогом «охраны от гнева масс», дескать, в интересах сохранения их жизни. Их кормили полугнилой капустой, заставляли заниматься физическим трудом, если не тяжелым, то унизительным, непрерывно оплевывали и били. Ежедневно устраивались «выставки», где осужденные стояли с позорными надписями на груди и громким голосом перечисляли свои «преступления», или же их водили по улицам в колпаках, исписывая одежду грязными ругательствами, а лицо замазывая белой краской (грим отрицательных персонажей в китайском театре).

Некоторые по многу часов проводили на помостах перед митингами хунвейбинов, где каждый участник имел возможность выступить с обвинением в их адрес, издеваясь над беспомощными жертвами. Многие люди пожилого возраста, проводя целые дни под жарким солнцем с непокрытой головой, не выносили издевательств и умирали «от болезни», как например, Ли Да — ректор Народного университета Пекина.

Обычной пыткой было заставлять осужденных публично стоять с поднятыми вверх руками в течение долгого времени; когда же они теряли сознание, их подвергали избиениям. Изобретательность и изуверство хунвейбинов, пользовавшихся полной безнаказанностью, не знали границ. Считалось, что гораздо лучше попасть в тюрьму, чем оказаться в руках хунвейбинов, которые месяцами издевались над жертвами.

Долгое время жизнь осужденных в ходе «культурной революции» лиц висела на волоске, но затем было принято решение выслать основную массу их в деревню на «перевоспитание ручным трудом». Наиболее видных партийных активистов направляли в так называемые «школы 7 мая», которые были созданы согласно директиве Мао Цзэ-дуна, датированной 7 мая 1966 г.

Первая волна высылаемых в деревню направлялась туда без указания срока и без надежды на возвращение.

Масштабы этих мероприятий по «перевоспитанию», которые одновременно помогали разгружать китайские города от лишних ртов, были грандиозны: В 1969 г. около 25 миллионов человек, или 15 % городского населения, были отправлены в деревню и тем самым сняты с государственного продовольственного снабжения.

В ходе «великой пролетарской культурной революции» в Китае уничтожались национальные культурные ценности и были отвергнуты национальные традиции. Старая китайская культура — все, что наличествовало до «культурной революции», независимо от классового содержания, — была отвергнута в числе «четырех старых», т. е. вместе со старыми идеями, нравами и обычаями.

Чтобы обосновать уничтожение этого «старого», писателей прошлого объявляли «покойниками». Логика осуждения была прямолинейна: всякий живущий в феодальном или буржуазном обществе тем самым оказывается представителем культуры буржуазного или феодального общества, т. е. культуры старой, вредной и ненужной для будущего.

22 сентября 1966 г. «Жэньминь жибао» поместила подборку материалов, осуждающих бывшего заместителя заведующего отделом пропаганды ЦК КПК Линь Мо-ханя. Прежде Линь Мо-хань неоднократно выступал с руководящими статьями по вопросам теории и литературной политики. Его обвинили в совместной деятельностью с Чжоу Яном, в «клевете на великие идеи Мао Цзэ-дуна», в том, что он выступал против массовых тиражей сочинений Мао Цзэ-дуна, против песен о Мао Цзэ-дуне, против «революционной» литературы, что он «пропагандировал советскую литературу и искусство».

В августе 1967 г. в печати был осужден бывший заведующий отделом пропаганды ЦК КПК Лу Дин-и, которого назвали «владыкой ада». 25 августа «Гуанмин жи-бао», сообщила о «преступлениях Лу Дин-и. Так, о выступлениях Мао Цзэ-дуна в Яньани в 1942 г. он говорил, что это «устные выводы», и добавил: «Могут ли литература и искусство играть столь важную роль? Я не верю, это пустословие».

В 1953 году Лу Дин-и рекомендовал литературно-художественной общественности КНР читать книгу И. Эренбурга «О работе писателя»: «Он хотел, чтобы работники литературы и искусства Китая поступали согласно установленным Эренбургом принципами. За десять с лишним лет Лу Дин-и не удосужился распорядиться, чтобы литературно-художественная общественность изучала «Выступления на совещании работников литературы и искусства в Яньани» и другие лучезарные сочинения председателя Мао, напротив, он возвел в ранг классики черный товар Эренбурга».