Впрочем, начиналось всё прилично. Луи Французский, в письме от 21 июля 1483 года, напыщенно обещал неопределённые помощь и поддержку «новому другу и королю Англии». Не стоит обольщаться — это была просто дипломатия. То, что с лета 1482 года во Франции стали циркулировать слухи, что находящийся в Бретани Генри Ричмонд является сыном покойного и невинно убиенного Генри VI, как-то настораживало. Плюс, Ричард ни на минуту не сомневался, что король французов не простил ему отвергнутой взятки, и вовсе не является другом ни ему в частности, ни Англии в целом.
Что касается Бретани, то с ней отношения складывались интересно. В середине июля, к герцогу Франциску отправился Томас Хаттон, канонник и дипломат, чтобы подготовить договоры о делах коммерческих и политических. Но в целом, его задачей было выяснить, чем, собственно, нынче занимается новое пополнение беглецов из Англии. Потому что на бедную голову Франциска, в мае 1483 года свалился и Эдвард Вудвилл. Этот бравый парень попытался захватить английский флот, но всё дело закончилось двумя кораблями. Остальные хорошо помнили, что Лордом Адмиралом является герцог Ричард Глостер, а вовсе не Эдвард Вудвилл, даже если этот парень и утверждал королевскому совету, что «мы достаточно сильны, чтобы ни с кем не считаться».
К сожалению для Англии, Эдвард увёз с собой изрядную сумму денег. Насколько было известно в Англии, Эдвард Вудвилл был принят при дворе герцога Франциска, и ему даже было назначено содержание. Никто ему не сказал, что «живи на свои, наворовал достаточно». К Франциску прибился и другой Вудвилл — маркиз Дорсет, сын отсиживающейся в вестминстерском убежище вдовствующей королевы. Который отправился в путь, прихватив с собой треть казны Эдварда IV.
И засновали между Англией и Бретанью послы. Надо сказать, в первый момент вопрос выдачи Генри Ричмонда, Джастина Тюдора и Вудвиллов даже не поднимался. Торговались относительно лучников. Герцогу Бретани они были очень нужны, а королю Англии было нужно свободное от французов побережье Бретани. Франциск считал это совместным проектом, и хотел, чтобы Ричард оплачивал содержание 4000 лучников, а он, Франциск — 3000. Вопрос о беглецах возник именно в связи с аргументом, что если Ричард III лучников не оплатит, то Генри Тюдор вдруг может быть захвачен королём Франции, и мы же этого не хотим, не так ли? Ричард «этого» точно не хотел. Но условия Бретани были настолько странными, что заставляли сомневаться в желании Франциска быть союзником Англии, которой правит Ричард III.
А тут как раз случилось очередное: в начале августа 1483 года, в Нортхемптоншире внезапно поднял мятеж Джон Веллес, сводный брат леди Маргарет Бьюфорт. Надо сказать, что о причине этого мятежа спорят до сих пор. Высказывалась даже догадка, что к мятежу своего единоутробного брата подтолкнула леди Маргарет Бьюфорт, чтобы ослабить возможный эффект втайне готовящегося бунта Бэкингема. Тем не менее, локальность выступления и отсутствие какой-либо внятно озвученной политической цели, заставляют согласиться с оценкой Розмари Хоррокс, сомневающейся в «ланкастерианской» подоплёке происходившего — это, похоже, было выступление недалёкого оппортуниста, надеющегося материально выиграть от смены короля.
Мятеж подавили с пол-пинка, но угадайте, куда сбежал Джон Веллес? Правильно, под крыло герцога Франциска Бретонского. Такая концентрация противников (а туда же сбежали и Кортни, и Латтрелл) на сравнительно небольшой территории заставила бы насторожиться и менее опытного человека, чем король. И он насторожился, хотя ещё месяц не делал никаких заключений. Он собирал сведения.
Возможные размышления матушки молодого человека
С чем всё происходившее оставляло леди Маргарет Бьюфорт? С надеждой, как ни странно.
Ситуация перестала быть мутной, а мутной она была уже больше десяти лет. С одной стороны, леди Маргарет не притесняли. И не за что было, и не лезла она в сомнительные ситуации, и всегда умела поместить себя в семью, отношения с которой ни один монарх, без крайней необходимости, не хотел бы превращать во враждебные.
С другой стороны, создавалось впечатление, что на её огромные богатства король давно посматривает, как на своё, родное, не разрешая делать завещание в пользу сына. Не то, чтобы он прямо возражал, вовсе нет. Но условием было возвращение молодого Ричмонда в Англию. Вернее, какой уж там Ричмонд… Титул графа Ричмонда передали в 1461 году Джорджу Кларенсу, и после его казни в 1478 году — Ричарду Глостеру. Неизвестно, насколько леди Маргарет верила в добрую волю Эдварда IV, но в добрую волю Ричарда III она не верила совершенно. Зная леди Маргарет, можно не сомневаться, что она крепко призадумалась.