Генрика

Плененных начальников и вождей Александр велел бичеванием гнать к подножию, вниз, и там подвергнуть распятию. Граждан, среди которых были Рокшанек и рядовые защитники, приказал дарить в рабство, великодушно оставив им право жить. Поштучно перебирая каждого из убывающих в рабство, чиновники Македонского – слуги и паразиты порочных страстей войны, отбирали красивых и юных женщин…

Порочные страсти войны, о которых говорил Спитамен, требовали женщин для победителей, и Рокшанек уже не могла даже думать о скуке. В числе тридцати самых красивых пленниц, ее ввели в зал пирующей царской свиты…

Ветер, безликий, бесчувственный и вездесущий, унес слова Спитамена в даль, где они скоро будут забыты. Вместо скучной любви, судьба наделяла Рокшанек зловещим подарком – мучительной смертью в любовном экстазе врага…

Александр Македонский

– Я привез тебе мир! – торжественно объявил Детаферн, опуская к ногам Александра мешок.

– Нельзя его привезти, – возразил Александр, – я получу его сам, когда возьму в руки голову последнего врага.

– Именно так, – подтвердил Детаферн, наклоняясь к мешку.

«Рты разинули!» – наблюдая, с каким любопытством кинулась свита увидеть мир в мешке Детаферна, содрогнулась жена Александра, царица Роксана. «Спитамен…» – подумала вдруг она о гордом мужчине, которому, зная его чуть больше часа, готова была покориться Али Рокшанек – красивейшая среди невест. Царица иначе, но лучше царя, знала величайшего из его врагов, и знала о тайном, спонтанном желании юной Рокшанек, покориться тому человеку.

Он мог бы ее, как любую из тридцати красавиц, взять силой. И сделал бы так, но в это время умирала, или только что умерла, женщина, которую он не сумеет. даже если захочет, быстро забыть. Хрипели от удовольствия стражники, поочередно вторгаясь в истерзанную, кровоточащую вагону юной смуглянки. Александр дал волю на это, на все, что угодно мужскому буйству и обязал сопроводить смерть красавицы невыносимой болью. Плата за отвагу и страшную тайну женского чувства, неразгаданную царём. Усладив его тело любовью, юная женщина вынула золотую заколку из длинных волос и ударила в царское горло. Стража вовремя перехватила руку…

«Думал, – признался царь, прижимая пальцами неглубокую рану на шее, – она меня любит, а она мечтала убить Искандера Двурогого…». «Бедняга – скифянка, а Искандер – враг её отечества», – напомнил Придворный мудрец Каллисфен. «Покоренного мною отечества!» – уточнил Александр Великий. «Мир покоришь, но умрешь несчастным, если женщина, будет грозить тебе в горло заколкой, вместо любви…» – не смутился мудрец Каллисфен.

Он прав, но в разгаре пир в честь взятия неприступной «Скалы Согдианы». «Не будь расторопной стража, умри Александр – не пала бы крепость, не было пира, и…» – задумался царь и потерял ход мысли – взгляд выхватил в широте увлеченного пиршеством зала, обнаженные плечи одной из пленниц.

– Её! – указал он пальцем.

– Али Рокшанек, дочь… – с почтением доложили царю, царь отмахнулся:

– Неважно, чья дочь!

Стража вострила уши, зная непредсказуемость женской руки. «Завтра, – гадала стража, впечатленная красотой свежевыбранной девушки, – или же послезавтра, получим на растерзание?» Должна получить: пленница – та же скифянка, дикарка, из тех, что могут убить человека, и даже царя, не признав его власти. Стража напрасно вострила уши…

Он поставил в тупик соратников, стражу и мудрецов, смутил Гефестиона. Александр напомнил о том, что он смертный и заявил о любви. Не осуждая вслух высочайшей воли, однако, в царском кругу сочли неприемлемым имя избранницы, и на другой день Али Рокшанек проснулась Роксаной – невестой царя.

Свита признала: такая свадьба – правильный политический шаг Александра. А скифы, персы и варвары высоко оценили выдержку, честь и желание Двурогого Искандера сохранить человеческий облик. Любовь добивается большего, чем беспощадный меч: мир воцарился в захваченных землях и Александр, свита и войско, предались удовольствиям. Восходила к зениту пора процветания. Лишь Спитамен, непримиримый враг, бросал тень на поляну всеобщего благополучия…

Мир из мешка Детаферна

– Я принёс тебе мир, повелитель! – заявил Детаферн и расправил мешок.

– Зачем приносить мне то, что я завоюю сам?

– Это не то… – Детаферн стушевался.

– Мир в мешке! – усмешка скривила губы Александра Великого. – Но, – указал он жестом ладони вверх, – показывай…

Волнуясь, Детаферн запустил в мешок непослушные руки, и вынул оттуда персидский башлык. Затем, держа за волнистые волосы, высоко, выше глаз, поднял голову, мертвым лицом обернув к Александру.

– Кто это? – спросил Александр.

– Спитамен!

– Ты прав… – помолчав в смятении, признал Александр, -Прекрасная голова!

– Щит Дария меркнет в тени головы Спитамена, царь! – с отвагой солдата заявил Детаферн.

Отвага, ему несвойственная, взыграла лишь потому, что он видел смятение Александра, но царь не одернул.