Генрика

– Мой царь Александр прав, – сказал он, – каждый способен ошибиться, недооценить себя, поэтому пусть о нем скажет тот, кто лучше других знает цену и смысл им сотворенного. Сердце воина Александра отважно и беспощадно, но открыто любви и способно быть преданным, верным, заботливым. Он чтит человека, оставаясь-царем, гражданином и мужем. Время затянет раны полей, где пролита кровь победителей и побежденных. Но меч Александра, посеявший смерть, принес мир в Азию, раздираемую междоусобицей до вторжения. Теперь две великих культуры открывают себя друг другу. Этот добрый великий процесс обещает быть долгим и плодотворным. Европа и Азия преисполнены светлых идей и прекрасных порывов. Наука двух цивилизаций получит бесценный дар, а народы – благополучие и процветание. Я сказал много, однако не все – ведь Александр не утратил духа, не исчерпал себя…

Роксана слушала речь в переводе с греческого. Видя, что Александр доволен, спросила:

– Действительно, он о тебе сказал правду?

– Да. Он сказал только правду.

– Но он же хвалил тебя. Нельзя доверять такой правде!

– Нельзя хвалить Александра?

– Нельзя доверять такой правде, – повторила Роксана.

Философ с опущенной головой удалялся от трона.

– Каллисфен! – окликнул его Александр., – Нельзя доверять твоей правде!

– Неправильной правды нет, Александр, – ответил философ. – Но она может быть неполной, невидимой, как обратная сторона луны.

– Ты удостоил меня половиной правды?! – грозные нотки пронизали голос царя

Философ остановился:

– Я честно признал, что сказал не всё, потому что ты не всё сделал…

– Это софистика, а я хочу ясности. Пусть не дано мне увидеть обратную сторону луны, но оборотную сторону правды, я хочу знать. Уважай мою волю, вернись и продолжи!

– Вернись, Каллисфен, хотим тебя слушать… – пьяная знать поддержала царя.

Философ покорился всеобщей воле. Александр наполнил и вновь протянул ему тот же, серебряный скифский кубок.

–Наше вино ему кажется горьким… – наблюдая как тягостно долго опустошается кубок, сказала Роксана.

Но вот Каллисфен опустошил свой кубок и опрокинул вниз. Слетели последние капли вина.

– Ты не мог не быть победителем, Александр!

Опережая мысль мудреца о единственном сыне богов и дежурное обожествление мужа-царя, разочарованно усмехнулась Роксана, вздохнула толпа, а Македонский насторожился, по-своему зная философа…

– Твой отец, царь Филипп объединил Македонию и Грецию, создал армию, ввел успешную форму правления в государстве. Он сделал все, чтобы кто-то другой, полный ума, сил и задора еще не растраченных лет, повернул лицо на восток. Заслугами, волей, талантом царя Филиппа, идущий за ним был уже обречен на победу. Им, Александр, мог стать только ты, отважный всадник, укротивший строптивого Буцефала, достойный сын вождя Македонии.

Недоверчивая улыбка тронула губы Роксаны. Царю и толпе, интересна мысль мудреца, но развязку закажет Роксана.

– Славой великих побед и завоеваний, – продолжал Каллисфен, – был выбран ты, Александр. Но первое, что как военный начальник и царь ты сделал – выжег сердце Эллады*(*Фивы) и Персеполь. И ничего не построил до нынешних пор. По великим просторам прекрасной земли, ты провел за собой огонь и посеял лишь разрушения. Ты уничтожил две древних культуры: Сидона и Тира, культуры других побежденных тобою народов. Потомок эллинов, ты искореняешь греческие традиции в войске, в быту своих граждан. А себя окружаешь сановниками из побежденных персов, не замечая, что сам покоряешься им, перенимая их роскошь и лесть. Улыбка печали ложится на лица воинов, от того что ты, на персидский манер одевая себя, заставляешь теперь целовать тебе ноги… Лучший среди равных, теряешь равенство, Александр. А это ключ…

– Довольно!

Пирующая знать затаила дыхание, в на улице прозвучал плач младенца. Тишина воцарилась предчувствием крови в кругу онемевших людей.

Александр пружинисто спрыгнул с трона, приблизился к Каллисфену.

– Слово философа дорого стоит, не так ли? – ладонь опустилась, сжала рукоять меча. – Но крови не будет – я не хочу. Я стал вдвое сильней. Я увидел обратную сторону луны, выслушал правду, знаю, кто я, и знаю истинное отношение Каллисфена ко мне. А приходилось тебе, Каллисфен, платить за слова, когда они дорого стоят? – дрожала ладонь Александра на рукояти меча.

Каллисфен не смотрел в глаза Александра, не шелохнулся, не поник головой.

– А я позабочусь, чтобы платил, – пообещал Александр, – уведите его!

Время шутов и жонглеров

Мужество Каллисфена не восхитило царя. Разве что, вспоминая философа, он мог задуматься: чем же Роксане не нравится царский философ? Она же видит: философ честен и справедлив…

Спроси Александр, Роксана призналась бы: прав Каллисфен. «Роксана тянется к свету почести и удовольствий, – считает мудрец Каллисфен, – для тебя этот свет, полководец и воин, губителен!»

Так сказал Спитамен, которого слышали только Рокшанек, ветер и крепостные стены, но философ, проницательный и свободномыслящий, говорит публично.

Правда опасна – знает Роксана. Ей непонятно, почему об этом совсем не подумал философ?

***