Генрих Гейне

Если боли несколько смягчались, Гейне был оживлен и жизнерадостен. Он любил, чтобы вокруг него было много людей. В трех маленьких комнатах на улице Фобур Пуассоньер, на третьем этаже, собирались «приближенные» Гейне, этого «короля в изгнании». Из этих приближенных мы уже знаем некоторых — «рыцаря индустрии» Фердинанда Фридлянда, чьей красивой жене, сестре Лассаля, уделял большое внимание Гейне.

Из других «придворных» Гейне выделяется «маленький Вейль», бульварный журналист, переводивший статьи Гейне на французский язык. Немецкие литераторы — Людвиг Виль, Генрих Зейферт, Калиш, Карпелес и другие, занимавшиеся корреспондированием в германские газеты.

Болезнь вырывала Гейне из круга французских писателей. Его иногда посещали Теофиль Готье и чаще — несчастный поэт-романтик Жерар де Нерваль, трагически окончивший свои дни: в припадке безумия он повесился на уличном фонаре.

Еще зимой 1839 года Гейне познакомился с Жорж-Санд и поддерживал с ней дружеские отношения в течение ряда годов. Она присылала Гейне ласковые записочки, называя его «милым кузеном».

Но теперь, когда Жорж-Санд уединилась от света и жила в идиллической любви с Шопеном, дружеские отношения между ней и Гейне оборвались.

Гейне высоко ценил Бальзака и, лежа в «матрацной могиле», любил вспоминать о том, как он гулял со знаменитым романистом по саду Тюильри.

Немецкий писатель Альфред Мейснер, познакомившийся с Гейне в феврале 1847 года и друживший с ним до последних дней его жизни, оставил нам много ценнейших воспоминаний о последних годах жизни Гейне.

Между прочим, Мейснер рассказывает о встрече с Гейне на банкете фурьеристов.

«Ежегодно, 7 апреля, в годовщину смерти Фурье, его почитатели собирались в большом зале ресторана Валентино. В этот вечер внешний вид зала преображался. Там, где обычно справлял свои оргии канкан, там за столами, украшенными цветами, сидело несколько сотен мужчин и женщин — верующих в утопическое переустройство мира по заветам Фурье».

Мейснер замечает, что никогда еще манифестация социализма не проходила так торжественно, как на этом банкете. Ведь это происходило незадолго до революции 1848 года, и над праздничными столами собравшихся уже носилось ее веяние.

«Среди гостей были и дети в белых праздничных платьях, украшенные венками и цветами, как бы в предчувствии того царства мира и благоденствия, за которое должны бороться их отцы. Бюст Фурье из белого мрамора стоял посреди зала на сером цоколе. Звуки оркестра наполняли зал. Произносились тосты — за „гений Фурье, за мирное объединение всех народов, всего человечества“. Немецкие фурьеристы приветствовали „братский народ по эту сторону Рейна, который свободнее всех других наций в религиозных убеждениях, прогрессивнее в своем развитии“».

Здесь был и Гейне. Он пришел почтить память Фурье, учение которого оказало влияние на его миросозерцание. Он преклонялся перед стойкостью Фурье, который голодал и безропотно переносил свою нищету, но не был в состоянии спокойно переносить бедствия своих собратьев. Гейне припоминал, как он нередко видел Фурье в сером истертом сюртуке. Последний быстро проходил мимо решетки Пале-Рояля с тяжело нагруженными карманами, потому что он был вынужден лично ходить в погреб за вином и к булочнику за хлебом. Гейне рассказывает, что он однажды спросил у своего приятеля, как это может случиться, что такие люди, такие благодетели человечества, голодают во Франции. На это друг саркастически ответил: «Конечно, это не делает чести прославленной стране интеллигенции и, без сомнения, не могло бы случиться у нас в Германии: правительство тотчас бы взяло людей с таким образом мыслей под свое особое покровительство и отвело бы им на всю жизнь даровую квартиру и стол».

На банкете провозглашались тосты за возрождение Польши, раздавленной русским самодержавием, за окончание войн на земле, за «постепенную эмансипацию женщин».

Упиваясь гуманными и неясными лозунгами, последователи Фурье были растроганы до слез. Они бросались друг другу в объятия, клялись посвятить свою жизнь пропаганде идей учителя.

После окончания банкета Мейснер вышел с Гейне на улицу Сент-Оноре, освещенную газовыми рожками.

Генрих Гейне.