Читаем Генрих Сапгир. Классик авангарда полностью

Посреди застолья, «средь шумного бала…» — но «случайно» ли? — он мог увести собеседника в другую комнату и завести оживленный разговор о родстве ритмики Антиоха Кантемира и Иосифа Бродского. Оценки Сапгира менялись и флуктуировали в зависимости от его внутреннего, творческого — и исторического — времени. К примеру, в сентябре 1986 года Сапгир назвал Бродского «скучным поэтом — неоклассиком». По словам Кривулина, чувствовалась некоторая «скрытая ревность [Сапгира] к Бродскому»[327]. В январе 1999 года оценка Бродского звучала в устах Сапгира так: «Каждый из нас берет своим: я — напором и концентрацией, Иосиф — мощью длиннот»[328]. И та и другая оценка была дана в квартире Сапгиров на Новослободской улице, в кабинете Генриха, в контексте конкретного разговоре с поэтами о поэтах. Любимыми русскими поэтами Сапгира были: Пушкин, Блок, Северянин, Хлебников, Маяковский, Пастернак, Заболоцкий. Среди его любимых прозаиков особое место занимал Владимир Набоков, особенно его роман «Дар», где «…все объемно, трехмерно, можно разглядеть все детали. <…> роман „Дар“ начинается с описания фургона, надпись на котором так выпукло нарисована, что каждую букву, казалось, можно было пощупать. Роман превращается в экран»[329]. С неизменной нежностью Сапгир говорил и писал о стихах своего учителя Е. Л. Кропивницкого и своих друзей-единомышленников И. Холина и Я. Сатуновского.

Классик авангарда?[330] В этом оксюмороне заключена, быть может, сущность художественных исканий Генриха Сапгира. На эту оксюморонность по-разному указывают коллеги Сапгира и исследователи его творчества. Ольга Филатова: «Удивительно, но факт: поэт, близкий по формальным произнакам стиха скорее к авангарду, чем к классике, большое внимание уделяет жанровым обозначениям <…>»[331]. Виктор Кривулин: «Генрих жил как бы между авангардными и классическими тенденциями. <…> Он, в классическом смысле, авангардным ведь не был»[332]. Сам Сапгир, говоря о композиторе Альфреде Шнитке (1934–1998), сказал и о себе самом: «У Шнитке мне важно то, что я как раз всегда для себя проповедовал: совмещение классики и авангарда. Я именно в этом всегда ощущал потребность»[333].

О выступлении Сапгира 24 сентября 1999 года, на вечере журнала «Арион» в рамках Первого Московского международного фестиваля поэзии, В. Кривулин написал страстно и с учетом перспективы соперничества Сапгир (Москва) — Бродский (Питер): «Когда Генрих читал… нет, не читал, вынимал из себя, обнажал, выворачивал наружу эти стихи, что-то явственно произошло в душном, переполненном зале. Что-то произошло в облике самого выступающего, всех нас словно бы „выпрямило“ — и приподняло. Я почувствовал, что не могу удержать слез. В жизни не испытывал ничего подобного — может быть, только один раз — в момент первого публичного чтения Иосифа Бродского, осенью 1960 года. Но Бродскому было 20 лет, юношеская энергия тогда переполняла его, никого не оставляя равнодушным. А Генриху исполнилось 70 лет, возраст для поэта запредельный. И однако от него в момент чтения исходила такая же по силе и пронзительности энергетическая волна, как и когда-то — от юного Бродского»[334].

В книге Сапгира «Конец и начало» (1993) есть такое стихотворение: «глупости! все это глупости / иссяк рог / изобилия булок и женщин — и меня вытряхнуло из пропасти / утро белое и синее / хоть в пустую бочку стучи /… и в троллейбусе еду один»[335]. 7 октября 1999 года, в Москве, Сапгир должен был выступать на презентации антологии «Поэзия безмолвия», куда вошли его тексты[336]. За несколько часов до выступления он нехорошо себя почувствовал, но пересилил себя. «Безумно хочется почитать», — сказал Сапгир по телефону коллеге по литературному цеху[337]. Сапгир умер в троллейбусе, на руках у своей жены.

Генрих Вениаминович Сапгир был одним из самых ярких и талантливых поэтов XX века. С его уходом исчезла живая, пульсирующая координата всего нашего литературного времени. «У меня есть кредо, — говорил Генрих Сапгир, — больше всего в искусстве ценю божественную свободу, вдохновение»[338].

Май 2003; август 2016Честнат Хилл — Провиденс — Бостон (США)

Список литературы: Сапгир и о Сапгире{1}

I. Книги Генриха Сапгира и под его редакцией

Армагеддон: Мини-роман; Повести; Рассказы. М.: изд-во Руслана Элинина, 1999. 334 с. Тир. 600.

Жар-птица*. Поэма и стихи последних лет. М.: Московский гос. музей Вадима Сидура, 1997. Вып. 27. 16 с. [малотиражное изд.]

Женщины в кущах*. М.: Московский гос. музей Вадима Сидура, 1998. Вып. 47. 16 с. [малотиражное изд.]

Избранные стихи [на обл. «Избранное»] / Предисл. А. Битова; Худ. А. Кузнецов. М.; Париж; Нью-Йорк: Третья волна, 1993. Библиотека новой русской поэзии. Т. 2. 256 с.

Конец и начало. Февраль — март 1993 /Послесл. Ю. Орлицкого. Самара: Международный центр культуры Волга, 1993. 11 с.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих литературных героев
100 великих литературных героев

Славный Гильгамеш и волшебница Медея, благородный Айвенго и двуликий Дориан Грей, легкомысленная Манон Леско и честолюбивый Жюльен Сорель, герой-защитник Тарас Бульба и «неопределенный» Чичиков, мудрый Сантьяго и славный солдат Василий Теркин… Литературные герои являются в наш мир, чтобы навечно поселиться в нем, творить и активно влиять на наши умы. Автор книги В.Н. Ерёмин рассуждает об основных идеях, которые принес в наш мир тот или иной литературный герой, как развивался его образ в общественном сознании и что он представляет собой в наши дни. Автор имеет свой, оригинальный взгляд на обсуждаемую тему, часто противоположный мнению, принятому в традиционном литературоведении.

Виктор Николаевич Еремин

История / Литературоведение / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
История Петербурга в преданиях и легендах
История Петербурга в преданиях и легендах

Перед вами история Санкт-Петербурга в том виде, как её отразил городской фольклор. История в каком-то смысле «параллельная» официальной. Конечно же в ней по-другому расставлены акценты. Иногда на первый план выдвинуты события не столь уж важные для судьбы города, но ярко запечатлевшиеся в сознании и памяти его жителей…Изложенные в книге легенды, предания и исторические анекдоты – неотъемлемая часть истории города на Неве. Истории собраны не только действительные, но и вымышленные. Более того, иногда из-за прихотливости повествования трудно даже понять, где проходит граница между исторической реальностью, легендой и авторской версией событий.Количество легенд и преданий, сохранённых в памяти петербуржцев, уже сегодня поражает воображение. Кажется, нет такого факта в истории города, который не нашёл бы отражения в фольклоре. А если учесть, что плотность событий, приходящихся на каждую календарную дату, в Петербурге продолжает оставаться невероятно высокой, то можно с уверенностью сказать, что параллельная история, которую пишет петербургский городской фольклор, будет продолжаться столь долго, сколь долго стоять на земле граду Петрову. Нам остаётся только внимательно вслушиваться в его голос, пристально всматриваться в его тексты и сосредоточенно вчитываться в его оценки и комментарии.

Наум Александрович Синдаловский

Литературоведение
Расшифрованный Булгаков. Тайны «Мастера и Маргариты»
Расшифрованный Булгаков. Тайны «Мастера и Маргариты»

Когда казнили Иешуа Га-Ноцри в романе Булгакова? А когда происходит действие московских сцен «Мастера и Маргариты»? Оказывается, все расписано писателем до года, дня и часа. Прототипом каких героев романа послужили Ленин, Сталин, Бухарин? Кто из современных Булгакову писателей запечатлен на страницах романа, и как отражены в тексте факты булгаковской биографии Понтия Пилата? Как преломилась в романе история раннего христианства и масонства? Почему погиб Михаил Александрович Берлиоз? Как отразились в структуре романа идеи русских религиозных философов начала XX века? И наконец, как воздействует на нас заключенная в произведении магия цифр?Ответы на эти и другие вопросы читатель найдет в новой книге известного исследователя творчества Михаила Булгакова, доктора филологических наук Бориса Соколова.

Борис Вадимосич Соколов

Критика / Литературоведение / Образование и наука / Документальное