Генрих VIII и его королевы

Анна и раньше реагировала весьма болезненно даже на самый невинный флирт своего мужа, а это оказалось гораздо более серьезным, так что рассказанная история вполне может быть правдой.

Не следует, однако, делать вывод, что эти события конца января и начала февраля прямо привели к громкому скандалу и падению Анны в конце апреля. Много лет спустя Николас Сэндер, католический публицист и враг дочери Анны Елизаветы, распространил историю, согласно которой ребенок, которого преждевременно родила королева, имел серьезные уродства и что из этого Генрих сделал вывод, что он не мог быть его отцом^[105]. Если такое предположение правильно, то подобный вывод вполне мог быть сделан, ибо уродство детей признавалось в то время божественным осуждением обоих родителей. Оно также ассоциировалось с незаконным зачатием, и в особенности с инцестом. Следовательно, существует большой соблазн увидеть обвинения, выдвинутые против Анны, в этом свете. Ассоциация колдовства с инцестом и другими формами запретных сексуальных связей может также объяснить те высказывания, которые позволил себе Генрих, утверждая, что его невольно сделали жертвой черной магии. К сожалению, эта удобная и психологически привлекательная теория не опирается на какие-либо современные свидетельства, согласно которым у недоношенного плода не было отмечено каких-либо уродств. Плод этот имел три с половиной месяца и поэтому должен был исследоваться особенно тщательно, чтобы определить его пол. К тому же, в отличие от событий лета 1534 года, не было предпринято никаких попыток скрыть происшедшее. Генрих оплакивал потерю «своего мальчика» и роптал на Бога и судьбу, но не на Анну. Это она обвинила его в неверности, а не в чем-либо другом. Все это не вполне точно, но необходимы какие-то особые аргументы, чтобы объяснить, почему уродство, которое должны были заметить еще в январе, прошло незамеченным до конца апреля, чтобы внезапно превратиться в неизвестную ранее причину громкого обвинения в предательской супружеской измене^[106]

. Истина, кажется, состояла в том, что позиции Анны серьезно пошатнулись из-за ее выкидыша, но ни в коем случае не рухнули.

Генрих VIII во время молитвы (рисунок из «Libe Niger» Ордена Подвязки 1534)

Эта ситуация ослабила давление на Марию, потому что больше не было необходимости провоцировать гнев короля, представляя арагонский брак как средство ее реабилитации. К тому же теперь не имело особого значения, признает она Анну королевой или нет. Итак, Генрих временно прекратил свое давление на Марию с требованием клятвы повиновения, а она поняла это так, что любое ослабление позиций Анны автоматически усиливает ее собственные. Открылись также и новые возможности. Отношения Генриха с Джейн Сеймур перешли за границу галантного «ухаживания» и предстали как впечатляющая реальность. По уровню своему Джейн не шла в сравнение с Анной, но этот уровень уже ничего не решал. Болейны несли бремя ответственности за политику последних двух лет, которая была так мало популярна, но которой никто, кроме Фишера и Мора, не осмеливался реально противостоять. Следовательно, ее смещение могло бы успокоить многих страждущих. Для Генриха это была манящая возможность нового старта. Что бы он ни чувствовал к Анне, он знал, что с ней связано охлаждение в его отношениях с императором, и как бы он ни настаивал, многие из его подданных отказывались признать Елизавету законной. Третий брак, по поводу которого не могло возникнуть сомнений, может помочь ему заставить забыть все это «великое дело». Мы не знаем, ухватилась ли Джейн за одну из этих возможностей, но ее честолюбивый брат Эдвард наверняка все это предусмотрел. Назначенный в марте в состав тайного совета, он воспользовался добрым отношением короля, чтобы поощрить Генриха, и вошел в союз со сторонниками Марии. Их далеко идущие планы не во всем были совместимыми, ибо Эдуард, без сомнения, намерен был стать дядюшкой наследника трона. Но у них была ближайшая общая цель — сместить королеву, и этого было достаточно, чтобы поладить.

Джейн старательно обучали тактике «сдержанности», которой сама Анна пользовалась между 1527 и 1532 годами.

«У нее не было большего сокровища в этом мире, чем ее честь, и она предпочла бы тысячу раз умереть, только бы не запятнать ее…»^[107] и т. д.