Генрих VIII и шесть его жен. Автобиография Генриха VIII с комментариями его шута Уилла Сомерса

– …а еще в герцогских конюшнях ко мне приставал вонючий грум. Разумеется, он мне ужасно не понравился: нахальный урод. Как он мог подумать, что я могу проявить к нему благосклонность? И я тут же пожаловалась моей тетушке, герцогине…

Зачем она портит наше уединение, нашу первую брачную ночь противными рассказами о том, кто домогался ее и кому она отказала? Они огорчали меня, ранили мои чувства. Однако я позволил Екатерине продолжать, стараясь весело отвечать ей.

Она бессмысленно лепетала о разных пустяках. Говорила что-то о кузенах Говардах, Калпепере и Генри, графе Суррее; о какой-то книге, которую читала Мария Говард; о вернувшемся из Иерусалима паломнике и поведанной им истории…

Это был увлекательный, остроумный монолог. Но он не вызвал у меня ничего, кроме отчуждения. Почему она говорит такую чепуху в нашу священную ночь? Или это просто болтовня смущенной девушки, которая боится неведомых отношений с мужчиной? Однако Екатерина совсем не выглядела встревоженной, испуганной и потрясенной. Скорей уж – спокойной и самоуверенной.

Я терялся в догадках. И был разочарован – не любовным слиянием, а последующим поведением своей юной жены. Ее веселье казалось таким обыденным и приземленным, тогда как я жаждал ее неземных объятий.

Вдруг, прекратив щебетать, Екатерина приподнялась и обвила меня руками.

– Теперь я сыграю роль жениха, – пробормотала она и, пригвоздив меня к постели, оседлала мои чресла.

Почувствовав, что я вошел в ее лоно, она откинулась назад и начала бешеную скачку. В мерцающем пламени свечи я видел ее на редкость пышную грудь, белую шею и приподнятый подбородок. Губы приоткрылись, прекрасное стройное тело изогнулось к моим ногам. Их щекотали кончики окутавших ее волос. Постанывая и крича, она продолжала свою сладострастную пляску. Но мои чувства дремали. Ее возбуждение не передалось мне, хотя она раскрыла свои сокровенные глубины, готовые, казалось, поглотить меня целиком. Но вот Екатерина склонилась ко мне как подкошенная. Ее кожа блестела от пота.

– Ах, – истомленно простонала она, пузырящаяся на ее пухлых губах слюна оросила мою грудь мелкими брызгами.

Ее руки вяло раскинулись, будто у пьяницы после чрезмерных возлияний. Вскинув левую ногу, она приподнялась, резко прерывая наше соитие, и скатилась с меня с громким шелестящим звуком, оставляя за собой влажный след. Мой живот покрылся маслянистыми каплями. Я заметил, как они раскатываются по мне, словно жемчужная роса.

Екатерина издала утробный вздох животного удовлетворения.

– Должно быть, не просто будет удовлетворить вашу страстную натуру, – наконец пробормотал я.

По моей коже текли прихотливые струйки, неприятно холодя ее. За окнами окончательно стемнело. Короткая летняя ночь вступила в свои права.

94

Оставшуюся часть того необычайно жаркого лета меня зачастую обуревали противоречивые чувства. С одной стороны, я наслаждался близостью Екатерины, моей молодой жены, ее красотой и необузданной страстностью. Она говорила такие вещи, которые я совсем не ожидал услышать от женщины. «Прошлой ночью я мечтала лишь о том, как пронзит меня ваше мужское копье, – к примеру, признавалась она, – воспоминания и ожидания так захватили меня, что я не смогла уснуть». Или: «Ваши движения столь соблазнительны, что наводят меня на греховные мысли в самые неподходящие моменты. И сегодня, беседуя с французским послом, я думала лишь о том, как мы с вами сливались в экстазе прошлой ночью». В итоге, встречаясь после ее слов с Кастильоном, французским послом, я сам невольно вспоминал полночные восторги Екатерины.

С другой стороны, с удручающим постоянством равнодушно и бесчувственно она омрачала важные для меня моменты пошлыми шутками. Если я говорил: «С вами я впервые познал безмерную глубину наслаждений», она с игривой небрежностью отвечала: «А как же Екатерина Арагонская, моя кузина Болейн и королева Джейн?.. Ведь они подарили вам принцессу Марию, принцессу Елизавету и принца Эдуарда». Улыбка. Смех. Если я описывал, как пылко люблю ее, она в ответ бормотала: «Нами завладела плотская страсть, Генрих, чистое сладострастие. По-моему, ради нее и существует любовь». И заливисто смеялась. А потом говорила: «Вы часто любили с такой пылкостью?» На лице Екатерины при этом играла самодовольная ухмылка. А чего стоят неизменные вопросы о том, что я думаю о ее манерах, словах, внешности! Моя супруга никогда не уставала слушать комплименты. Однажды, случайно застав меня за сочинением музыки для верджинела, она спросила: «Вы сочиняете мелодию, посвященную нашей любви?» Ей казалось вполне естественным, что она должна быть моей музой, страстью и навязчивой идеей. Молодая королева не считала творческие порывы чудесным, высшим даром. Она требовала стихов и песен, полагая, что это ее трофеи, и гордилась ими, подобно охотнику, украсившему головами оленей и вепрей свою гостиную (такая комната была в доме, где мы отметили нашу свадьбу).