Генрих VIII и шесть его жен. Автобиография Генриха VIII с комментариями его шута Уилла Сомерса

Я напоминал себе, что она еще ребенок. Дети распаковывают свои подарки немедленно. Понимая женские слабости, я все-таки ожидал от нее большего. Или меньшего… Мне не нравилось ее вызывающее поведение и самоуверенность. Однако я жаждал ее поцелуев и исступленной страсти. Жаждал ее молодой и нежной плоти. До конца лета мы путешествовали по загородным резиденциям, и из Оутлендза перебрались в нортгемптонширский Графтон. Жаркая погода могла вызвать бедственные последствия для всего королевства. Засуха: одно это слово уже наводило на библейские аналогии.

Обычно Господь насылал ее, желая наказать или предостеречь людей. Но меня это не тревожило. Разве не полны мои закрома? Возможно, нам просто дарована передышка от трудов праведных. Я больше не думал исключительно о грехах и наказаниях, ибо через собственные терзания пришел к пониманию грандиозного и непредсказуемого промысла Господня. И в дерзости своей решил обратить летнюю засуху себе на пользу: просто насладиться теплым золотым летом наедине с новобрачной.

Восьмого числа, в конце первой недели августа, согласно моему приказу, на воскресных мессах возвестили о новой королеве Екатерине и призвали прихожан молиться о ее здравии. Таким образом, народ повсеместно узнал о моем новом браке: не от герольдов или иноземных послов, а просто от проповедников с церковной кафедры.

Никто не покидал богослужений, никто не сравнивал меня с царем Ахавом или с Давидом с его Ависагой. Не поступало докладов о недовольстве или недоброжелательстве.

Не слышали мы с Екатериной ничего дурного и во время путешествий по стране в сопровождении небольшой свиты – придворных и членов Тайного совета. Хотя их присутствие раздражало меня. Ежедневно под утро, одурманенный и измотанный любовными играми, я, пошатываясь, плелся в свою опочивальню и валился в кровать. Калпепер ловко стаскивал с меня одежду, обувь, золотую цепь и аккуратно складывал их в одежный сундук. Он задергивал плотный бархатный полог, и до полудня я забывался крепчайшим сном.

Потом с нарочито громким вздохом Калпепер раздвигал завесы. Жаркие лучи солнца падали мне на лицо или начинали припекать иные оголенные части тела. В общем, просыпался я именно от жары и постепенно приходил в себя.

Дни и ночи смешивались в моем сознании, окутанном сладострастным туманом. Бывало, пробудившись, я стонал, потягиваясь, ворчал и почесывался.

Калпепер появлялся у моей кровати с чашей горячей, насыщенной ароматами цитруса воды. Снисходительный к моим слабостям, он начинал молча обмывать меня. Его сильные руки усердно массировали мою колышущуюся грудь. На ней накопился примерно дюймовый слой жира. Правда, он заметно убавился в ходе моих регулярных и изнурительных охотничьих вылазок.

Да, я вновь начал охотиться, хотя недавно мне казалось, что придется навсегда распрощаться с этой забавой. По три часа ежедневно я подстерегал добычу в притихших сухих лесах. Вспомнив молодость, я вновь скакал на лошади, чего не мог себе позволить очень давно; последний раз я выезжал на охоту вместе с Анной Болейн летом 1531 года. С тех пор минуло девять лет. Что значит этот срок для человека? Некоторые считают, что годы оборачиваются невозвратимыми потерями. Но я полагаю, вернее, тогда полагал (прошедшее время является печальным уточнением), что воля и целеустремленность могут обновить и омолодить тело. Язва на ноге постепенно зажила, и я старался забыть о том, что она вообще существовала. И почти преуспел в том.

Первые несколько дней в седле доставляли мне ужасные мучения. В юности, насколько я помнил, такого не бывало. Каждая мышца, казалось, обрела теперь собственный голос и капризно требовала внимания. С какой легкостью я мог бы согласиться с ними, сказав: «Ах, ладно, вы заслужили покой за целых сорок девять лет безотказных трудов». Иногда, гуляя по вечерам, я слышал их общий мучительный хор: «Пожалей нас. Дай же нам заслуженный отдых». Но потом, направляясь в покои королевы, я вновь давал себе обещание стать стройным и крепким, как в молодости. Всякий раз, когда мы раздевались при свете свечей, я обнаруживал, что мускулы растут, а жир потихоньку тает, и моя радость при этом уступала лишь восторгам, порождаемым плотской любовью между мной и Екатериной.

Обе ипостаси моего существа – телесная и чувственная – возрождались и обретали новые формы.

Летнее путешествие по стране близилось к концу. Я не испытывал ни малейшего желания возвращаться в Лондон, где меня ждал тяжкий груз королевских забот, разбор жалоб из графств и налоговых отчетов. Крайне неприятной представлялась проверка записей Кромвеля, а вот этого мне как раз не хотелось больше всего. Я знал, что в них будет образцовый порядок и работа не составит большого труда. Но меня ужасала одна мысль о том, что придется касаться их и видеть его почерк. Едва я задумывался об этом, как мне уже казалось, что он стоит, ухмыляясь, рядом со мной.