Генрих VIII и шесть его жен. Автобиография Генриха VIII с комментариями его шута Уилла Сомерса

День ото дня росли мои силы и выносливость. Я отмечал это и на прогулках, и в объятиях Екатерины. Октябрь начался совсем недавно. Зачем прерывать наше приятное уединение? Я мог ненадолго съездить в Лондон, собрать Тайный совет для рассмотрения неотложных дел, решить за пару недель самые насущные вопросы и вновь вернуться к Екатерине, чтобы наслаждаться жизнью оставшуюся часть осени. А потом начнутся рождественские пиры, и уж после них моя жизнь пойдет по накатанному пути.

Сейчас она наконец устремилась в нужное русло. Королевство успокоилось. В свое время мой развод породил недовольный ропот; закрытие монастырей вызвало открытые мятежи; заговоры, контрзаговоры и предательские интриги выплеснулись за пределы страны, рядясь в личины «чистой совести» (Томас Мор), «восстановления устоев» (кардинал Поль), «борьбы за новые традиции» (Кромвель); враги угрожали вторжением и потрясали оружием (папа и лебезящий перед ним император – они разочаровались в своей последней пешке, ведь Мария перешла на мою сторону). Ах, все неприятности остались в прошлом, но я чувствовал себя усталым, очень усталым. Слишком затянулась полоса неудач, непримиримой борьбы. Зато нынешняя осень окутала страну золотым туманом пресыщения, и я, забыв о былых мучениях, мог насладиться блаженным покоем.

В ноябре, как и планировалось, я приехал к Екатерине в Данстейбл. Меня вполне устраивал тамошний особняк, небольшой и удобный. Я радовался скромному уюту, славному теплу домашнего очага. Увы, вскоре нам придется отправиться в Нонсач, а я нынче не находил ничего хорошего в пышных дворцах и многолюдных приемах. Возможно, меня слишком утомила роль божественного избранника, я истосковался по простым человеческим радостям.

Было решено, что до Рождества, обязывающего меня вернуться в Лондон, мы станем жить в блаженном уединении, оставив при себе лишь самых необходимых слуг. Разумеется, Калпепера, Уилла, Педжета, Денни и Уайетта, а кроме них, егеря Ричарда Харпсфилда и конюшего Эдварда Бэкона. Должен же кто-то заботиться о лошадях, раз я собирался ездить верхом почти до конца декабря. Физические тренировки уже сотворили чудо с моим телом. За три месяца я заметно постройнел и теперь хотел упрочить свои достижения.

Я не видел Екатерину всего две недели, но мне показалось, что она изменилась – ее щечки порозовели и округлились. Видно, жизнь в уютном и привольном Данстейблском маноре доставляла ей удовольствие.

– Как славно, что прямо перед окнами растут дубы! – воскликнула она как-то раз. – Я обожаю их. Это мои любимые деревья. Их листья не опадают всю зиму, они лишь приобретают золотисто-коричневый оттенок и так чудно шелестят, когда поднимается ветер.

Даже в ноябре солнце продолжало баловать нас, и его лучи осветили ее сияющие глаза. Я нежно поцеловал Екатерину и привлек к себе.

Не разыгралось ли у меня воображение? Или она действительно располнела?

– Да, – смущенно подтвердила она.

Меня охватило ликование.

– Когда, любимая, когда же?

– В октябре у меня уже не было обычного женского недомогания. Поэтому срок пока совсем небольшой. Если отсчитать назад три месяца – сентябрь, август, июль. Значит, в июне.

В июне. Как быстро! Нашему браку не будет и года, а она уже родит мне ребенка. Как некогда другая Екатерина. Поистине ничего не изменилось! Я еще все так же силен.

– Моя королева, любовь моя… вы подарили мне неземную радость…

– Ш-ш-ш… – Она приложила пальчик к моим губам. – Мы по-прежнему остаемся мужем и женой. Ребенок пока совсем мал и не помешает исполнению… любых наших желаний. – Ее язычок проник в мое ухо, и она выдохнула: – Мое тело, как всегда, в вашем распоряжении. Надеюсь, вы не забыли?

Она игриво коснулась сокровенных мест, и меня тут же захлестнуло непристойное желание. Я немедленно откликнулся на любовный призыв, не обманув ее ожиданий.

Проснувшись среди ночи, я обнаружил, что лежу на узкой кровати в незнакомом месте. Где я? Кругом царил непроглядный мрак, в котором терялись окружающие предметы. Свисавшая с кровати рука затекла, и, с трудом пошевелив ею, я нащупал какой-то мех. Меховая полость? Охотничий домик… Так… мы же в Данстейбле. Екатерина ждет ребенка. И вдруг… на меня нахлынули воспоминания о нашей дикой, необузданной любовной близости. В той верхней уединенной спальне с нависающим потолком мы начисто забыли о приличиях. Нас охватило безумное вожделение, породившее немыслимые… более того, непростительные причуды… Я перекрестился, отругав себя за распутство. Папские предрассудки. Что, собственно, меня расстроило? Сознание греховного вожделения к собственной жене? Но даже в Библии сказано, что Адам, Авраам, Исаак и Иаков познали жен своих! Правда не столь… затейливо… или менее страстно… Они совокуплялись с ними, верно, но как того требовала природа…

У меня стала замерзать спина. Пошарив вокруг, я не обнаружил одеяла. Может, его перетянула на себя Екатерина? Но рядом никого не оказалось. Дыхания жены не было слышно. Полная тишина.