Генрих VIII и шесть его жен. Автобиография Генриха VIII с комментариями его шута Уилла Сомерса

Бал открывался медленным и величавым бассдансом, благодаря которому все могли покрасоваться в своих затейливых нарядах и настроиться на торжественный лад, исходящий от самой мелодии. Она казалась неуместной по сравнению с общей разнузданностью. Но возможно, чинная музыка изменит безнравственный настрой и воцарится обстановка, в которой я чувствовал себя более уверенно. Окинув взглядом сборище, я увидел чудовищное разнообразие замаскированных тварей, причем полуобнаженных. Меня пробрала странная дрожь.

– Уважаемые маски, наш танцевальный бал завершает дни рождественских празднеств. Пусть каждый из вас выберет партнера, следуя зову сердца, – провозгласил владыка буянов.

Его голос звучал устало.

До сего момента мне не хотелось даже разговаривать с Екатериной из-за ее оскорбительно-неприличного костюма. Но теперь я заставил себя сказать:

– Я, мудрый звездочет и маг, с удовольствием потанцую с… Иезавелью.

Покинув своих воздыхателей, королева с высокомерным видом медленно прошла по залу и встала рядом со мной.

Пока остальные кавалеры выбирали дам, я позволил себе приглядеться к развратному наряду Екатерины. И меня едва не заворожил ее вид: пышные волны густых каштановых волос, точеное, цвета слоновой кости тело, великолепный стан с тонкой талией, подобный колбе песочных часов.

– Мы с вами обитатели далекого Востока, – с поклоном произнес я. – И нам подобает поддерживать друг друга.

Она молча склонила голову. Я взял ее руку, унизанную драгоценными кольцами. Прикосновение к ней, после нескольких дней перерыва, вызвало во мне приятное чувственное возбуждение.

Пары выстраивались в ряд, похожий на гигантскую змею. Его возглавлял владыка буянов. Когда наконец все заняли свои места, «змея» начала медленно извиваться под сладкую воркующую мелодию флейт и гобоев. Волосы у меня на затылке зашевелились от всесильного могущества старинной музыки и близости шествующей рядом со мной чаровницы. И это умопомрачительное создание – моя жена! Но никогда она не была безраздельно моей, никогда полностью мне не принадлежала… И это еще больше разжигало во мне пламя желания.

– Иезавель была развратна, – прошептал я.

Но то была лишь констатация факта; меня не отпугивала ее порочность. Она околдовывала меня. (Или моя завороженность объяснялась жаждой влажного экстаза, таящегося под ее прозрачной юбкой? Я этого так и не понял до сих пор.)

– Супруг ей попался глупый, – прошептала в ответ язычница, и в ее устах это прозвучало как оправдание. – Пророки ужасно запугали Ахава. Так же как Мор и папа пытались запугать вас. Хвала Господу, мне достался не такой женоподобный муж.

Она изогнулась, чтобы поцеловать меня, поясок юбки слегка отошел от ее талии, и в щелку я увидел золотистый пушок, охраняющий вход в сокровенное лоно. О боже! Кровь во мне заиграла, и по всему телу прокатилась волна возбуждения. Наклонялась ли она так раньше? Неужели и другие видели то, что разрешено видеть только супругу? И только ли мне открыт туда доступ?

Ритм оживился.

Двойной бранль. Отлично. Сейчас я покажу, на что способен. Около трети танцоров разошлись по углам, не пытаясь соперничать с мастерами.

– Ишь, разыгрались, – проскулил владыка фаллоса.

Он начал странно покачиваться. Неужели бедняга совсем выдохся? Словно прочитав наши мысли, он отвесил глубокий поклон и прохрипел:

– Конец уже близок.

Потом он отыскал свободное кресло и тяжело плюхнулся в него.

Двойной бранль был довольно заурядным танцем. Он требовал знания шагов и поворотов, но не точного соблюдения их последовательности. Мы с Екатериной исполнили его искусно. Но теперь она хранила загадочное молчание. Наконец объявили последний танец, который я намеревался сплясать. В прошлом он обычно совпадал с кульминацией веселья, и его с пылким нетерпением дожидались все гости. Но сейчас, как я почувствовал, ожидание окрасилось терпеливой снисходительностью, никто не горел желанием любоваться этим действом. Создавалось впечатление, что народ милостиво разрешает побаловаться своему монарху, потакая его причудам, хотя никого они не радуют.

Я станцевал прекрасно, четко соблюдая ритм и нарастающую сложность движений. Постепенно все танцоры расступились, оставив меня одного. Я властвовал на этой сцене, как прежде, как всегда, или полагал, что властвую. Слаженность моих движений была идеальной, я не допустил ни малейшей ошибки. Завершив последний поворот одновременно с последним тактом мелодии, я застыл в изящной позе с раскинутыми руками. Как и предписывал этикет, мое выступление встретили оглушительными рукоплесканиями. Не меняя позы, я мельком глянул на свои туфли (сегодня по ногам не струилась влага), и тут же часы начали отбивать полночь.

– Рождество… Рождество заканчивается, – скорбно возопил владыка буянов. – Нам придется сбросить карнавальные костюмы и вернуться к повседневным трудам. – Шатаясь из стороны в сторону, он отвесил поклон и содрогнулся. – Мы должны снять маски.

Он сорвал свой головной убор, непристойный округлый протуберанец. И мы увидели Тома Сеймура. Все изумленно ахнули.