Генрих VIII. Жизнь королевского двора

Лукас Хоренбоут, сын Герарда, родился приблизительно в 1490–1495 годах и обучался ремеслу в мастерской своего отца. В 1512 году он стал членом Гильдии живописцев в Генте. Имя Лукаса впервые появляется в королевских счетах в сентябре 1525 года, когда ему было назначено щедрое пожизненное содержание – 33,6 (9990) фунта стерлингов в год²⁰, что можно расценить как свидетельство большого почтения короля к его таланту. Лукас Хоренбоут стал первым крупным художником-портретистом времен Генриха VIII. Именно он начал развивать и популяризировать в Англии искусство миниатюры, которое оставалось в моде несколько веков.

Впечатленный работами Лукаса, король, по-видимому, поручил ему написать миниатюры в стиле Клуэ, и тот исполнил их виртуозно. В 1527 году Генрих смог ответить Маргарите взаимностью, послав ей изображения себя самого²¹ и своей дочери Марии, вероятно написанные Хоренбоутом²². В 1528 году Лукаса сделали королевским художником.

До сравнительно недавнего времени творчество Лукаса Хоренбоута не вызывало особого интереса. Сейчас ему приписывают по меньшей мере семнадцать значительных работ в жанре миниатюры, датированных 1526–1535 годами. Среди них – пять портретов Генриха VIII²³, три – Екатерины Арагонской²⁴, два, определенных как изображения Анны Болейн (вероятно, неправильно – см. ниже)²⁵, и по одному наброску с герцога Саффолка²⁶, принцессы Марии²⁷, Карла V²⁸, Генри Фицроя²⁹, Джейн Сеймур³⁰, принца Эдуарда³¹ и Екатерины Парр³². Есть мнение, что Хоренбоут создал портрет Маргарет Поул³³ из так называемой мастерской отбрасываемых теней, а кроме того, еще тринадцать полноразмерных портретов из той же мастерской, исполненных менее искусно. Моделями для них послужили Генрих V, Эдуард VI, Генрих VIII, Джейн Сеймур и принц Эдуард. Утверждают также, что Хоренбоут написал портрет Уильяма Кэрью, мужа Мэри Болейн³⁴.

О коллекции миниатюр Генриха VIII сохранилось мало сведений. Вероятно, он держал ее в потайных комнатах, как и его дочь Елизавета I. Король использовал миниатюры в целях дипломатии (одна сыграла роль, впрочем сильно преувеличенную, во время его ухаживаний за Анной Клевской) и дарил своим придворным в знак особой милости. Миниатюру, которую Генрих преподнес Джейн Сеймур, она носила на шее; вещица бросилась в глаза ее ревнивой госпоже Анне Болейн, и та в гневе сорвала украшение с соперницы.

В 1525 году на службу к Генриху поступил его самый знаменитый шут, Уилл Сомерс. Рассказывали, что этот тощий, сутулый, «с запавшими глазами» фигляр, родившийся в Шропшире, попался на глаза Ричарду Фермуру, торговцу из Кале, который привез его в Гринвич и представил королю. Генриха сразу покорил злой юмор Сомерса, и он предложил ему место при дворе. Между королем и шутом мгновенно установилось взаимопонимание, вскоре стали говорить, что «при всем дворе мало найдется людей, которых любят больше, чем этого дурака». Следующие двадцать лет Сомерс помыкал королем, забавляя его своей веселой болтовней³⁵, и постоянно делил с Генрихом досуг.

Сомерс сделался необходимым. Он забавлял короля и придворных, разражавшихся взрывами хохота, когда его смешное лицо просовывалось сквозь щель в стенной завесе из арраса; порой он с обезьяной на плече семенил по комнате, вращая глазами. Дрессированная обезьяна проделывала трюки, Сомерс же сыпал шутками и сам безудержно смеялся над ними или безжалостно пародировал жертв своего язвительного остроумия. Говорят, однажды он появился в шлеме с бараньими рогами: этот шлем, подарок Максимилиана, надолго стал составной частью образа Генриха. При этом Сомерс никогда не стремился извлечь выгоду из своей дружбы с монархом, держался в тени, когда не развлекал публику, и не впускал никого в свою частную жизнь.

30 «Следующий по положению после его величества»

Если бы Уилл Сомерс осмелился, он, вероятно, постарался бы раскрыть перед публикой комическую сторону происшествия, случившегося с королем в 1525 году. На самом деле ничего смешного в этом не было: Генрих в очередной раз едва не погиб. «Следуя за своим соколом» неподалеку от Хитчина, он пытался перескочить через канаву с помощью шеста, который треснул, и король полетел вниз головой в мутную воду. Крепко завязший в глине Генрих утонул бы, если бы не его лакей Эдмунд Моди, который прыгнул в воду и вытащил своего повелителя1. Этот случай – как, впрочем, и травма, полученная на турнирной площадке годом ранее, – мог стать причиной головных болей, от которых позже страдал Генрих. Но ближайшим его последствием стало осознание – более ясное, чем когда-либо, – того факта, что проблему с наследованием престола необходимо решить как можно скорее.