представить большего внимания и более благородного гостеприимства».
11 мая он был приглашен на торжественное заседание Академии
Наук, в почетные члены которой он был избран еще в 1818 г. По
окончании торжественной части заседания, Гумбольдт предложил
Академии организовать производство постоянных магнитных
наблюдений, что впоследствии и было осуществлено.
20 мая экспедиция выехала в Москву. В Москве, где
путешественники пробыли четыре дня, Гумбольдт имел возможность
повидать своих старых знакомых—Фишера фон-Вальдгейм, с которым
он когда-то учился в Фрейбергской горной академии, а затем
встречался с ним в Вене и Париже, где Фишер давал уроки жене его
брата Вильгельма, и профессора анатомии Лодера, лекции которого
он слушал в Иене.
Москва оказала Гумбольдту не меньшее внимание, чем
Петербург, а Московский университет избрал его своим почетным членом.
Все эти почести и знаки внимания были очень утомительны,,
и Гумбольдт жаловался на надоедливые заботы «полицейских,
администраторов, казаков и почетной стражи. К сожалению, ни одного
момента я не предоставлен сам себе; ни одного шага нельзя сделать,,
чтобы тебя, как больного, не подхватили под руки». В этом
отношении все дальнейшее путешествие не имело ничего общего с
первым путешествием в Америку. Вместо дикой природы, девственных
лесов, неисследованных вулканов, здесь, по всему пути, согласно
отданному приказу, Гумбольдта встречали с царскими почестями,,
коменданты маленьких крепостей ожидали его в полной парадной
форме и представляли ему рапорты о состоянии командуемых ими
войск. Когда экипажи экспедиции прибывали в какое-нибудь место,
их окружала густая толпа народа, впереди них скакал курьер,
предупреждавший о прибытии высоких путешественников, повсюду
их сопровождали исправники и казачий конвой с офицером.
Гумбольдт писал, что ему приходится «кормить, массу людей,
сопровождавших его из вежливости от одной губернии до другой».
Герцен в «Былом и думах» описывает уральского казака,
рассказывавшего, как он провожал «сумасшедшего прусского принца
Гумбплота». «Что же он делал?—Так, самое то-есть пустое, травы
наберет, песок смотрит; как-то в солончаках говорит мне через
толмача: полезай в воду, достань что на дне; ну я достал обыкновенно
что на дне бывает, а он спрашивает: что, внизу очень холодна вода?
Думаю, нет, брат, меня не проведешь, сделал фрунт и ответил: того
мол, ваша светлость, служба требует—все равно, мы рады
стараться».
Празднества следовали за празднествами. В Екатеринбурге
Гумбольдта заставили танцовать кадриль, в Миассе по случаю