Когда он спросил Иисуса: «Что есть истина?» — Иисус ничего не ответил, он не произнес ни одного слова. Он был спокоен, тих, он был как неподвижное озеро. Как сама безмятежность. И это был его ответ. И Понтий Пилат смог понять это — истину нельзя высказать, ее можно только показать. Он смог почувствовать этого человека. Иисус был невинен как ребенок; он был необыкновенно прекрасен. И Понтию Пилату было совестно убивать этого прекрасного человека. Но толпа требовала убийства, толпа жаждала его крови. Пилат надеялся, что, в конце концов, ему удастся убедить людей простить этого человека. Но толпа кричала: «Прости любого из этих трех разбойников, но не Иисуса. Он должен быть убит!»
Но что он сделал? Что плохого он сделал?
Одного разбойника отпустили, а Иисуса убили. В чем он был виноват? Он был виноват в том, что был счастлив среди людей, которые не знали, что такое счастье, не знали, что такое блаженство. Он был виноват в том, что был правдив среди людей, которые жили во лжи. Он был виноват в том, что оставался искренним среди лицемеров. Он был виноват в том, что был зрячим среди слепцов. И эти слепые были задеты, они всегда бывают обижены.
Они обижались на Пифагора, они обижаются на меня! Они всегда бывают задеты. И причина проста: когда такой человек, как Иисус или Пифагор, оказывается среди людей, его высота заставляет их почувствовать себя пигмеями, его глубина заставляет их почувствовать себя настолько поверхностными, что они не могут простить его. Они должны уничтожить этого человека. У них возникает чувство, что этот человек обижает их, вредит им, потому что: «Если он смог обрести такое блаженство, то почему не могу я? Если он может жить в царстве Бога, то почему не могу я?» Великая зависть охватывает их.
Это странно. Когда появляется подобный человек, людям следует учиться у него — но они, напротив, начинают завидовать. Они становятся настолько завистливыми, что в них возникает неимоверная жажда убийства.
Это образ жизни так называемого «нормального» человека — но он вовсе не нормален. Будда нормален, Пифагор нормален — они естественны, а потому нормальны. Но у слова «нормальный» есть и другое значение, оно происходит от слова «норма» — «среднее». В обычном языке «нормальный» означает «средний». Тогда Будда анормален; он не нормален, он не соответствует норме. Тогда Пифагор анормален. А миллионы людей, которые считаются нормальными, вовсе не нормальны, потому что они неестественны. Их большинство, это так, но истина не нуждается в голосовании; она не зависит от голосования.
Галилей был одинок, когда сказал, что Земля движется вокруг Солнца, а не наоборот. Тысячелетия весь мир верил, что Солнце движется вокруг Земли. В языке до сих пор сохранились отголоски этого: мы говорим «восход», «закат» — до сих пор. И я думаю, что это так и останется. Солнце никогда не встает и не садится, оно просто есть, только мы постоянно движемся и движемся вокруг него. Когда Галилей в первый раз сказал об этом, церковь и государство очень оскорбились. Галилея заставили прийти в суд, и священники потребовали, чтобы он отрекся от своих слов, чтобы он извинился: «Как ты посмел? Миллионы людей верят, что Солнце вращается вокруг Земли. Так всегда было. Как может быть, чтобы так много людей ошибалось, а ты один был прав? Ты сошел с ума?»
Должно быть, Галилей был невероятно прекрасным человеком... Он сказал: «Хорошо, тогда я извинюсь. Но мое извинение ничего не изменит — Земля все равно будет вращаться вокруг Солнца. Мои слова ничего не изменят. Я могу извиниться. Я могу сказать: „Да, Солнце вращается вокруг Земли“, — но позвольте мне напомнить: от этого ничего не изменится. Все останется так, как есть».
Ему говорили: «Как может ошибаться такое огромное количество людей?» Но истина не зависит от голосования. Вопрос не в том, сколько людей в нее верит. Она всегда была индивидуальным опытом. Пифагор знает — он пережил это. Знание зависит от его опыта, а не от ваших голосов. Истину нельзя определить демократическим путем. Истина все еще остается аристократичной, поскольку ее основа, ее корни — в индивидуальном опыте, истина не принадлежит толпе и стаду.