Для молитвы нужны двое — любящий и возлюбленная. Вот почему суфии называют Бога «Возлюбленный». В дзен нет никакой идеи Бога. Будда говорит, что Бога нет, что в нем нет необходимости. На пути медитации Бог не нужен, потому что медитация — не отношения, не то что молитва. Молитва — это общение. Медитация — это абсолютная свобода, одиночество, полет от одиночества к одиночеству. Другого нет, поэтому вопрос о растворении себя в ком-то не стоит, но потребуется стопроцентная осознанность — иначе вы не изменитесь. Трансформация случается только тогда, когда вы живы на все сто процентов.
Но в своей обычной жизни люди никогда и ни в чем не выкладываются на сто процентов. Они похожи на рагу, на солянку, в них всегда все перемешано: одна часть движется на юг, другая — на север, и они находятся в постоянном напряжении. Они не могут ни противостоять, ни уступить. А это два пути к совершенству: или противостоять — это путь медитации, или полностью сдаться — это путь любви. Но люди остаются половинчатыми, разделенными. А дом, расколотый изнутри, обречен на падение, рано или поздно.
Это чрезвычайно важное утверждение. Важное потому, что Пифагор не останавливается на нем. На этом заканчивается суфизм, на этом заканчивается путь любви. Пифагор же идет дальше. Он упоминает его, но он не человек молитвы — он медитативный человек. Он — Будда, а не Бахауддин. Он — Маха- вира, а не Мира. Однако он упоминает об этом, он напоминает:
Человек молитвы остановился бы здесь. Ему нет нужды идти дальше. Если бы эти стихи были написаны человеком молитвы, эта сутра была бы последней — тогда больше некуда идти. Молитва — это конец. Весь смысл — в молитве. Это молитва:
Что еще можно сделать? Можно молиться Богу: «Отрой наши глаза. Открой глаза этим людям — они не родились слепыми, но ведут себя так, как если бы они были слепы...»
Путь любви — это молитва, обращенная к существованию: «Только ты можешь что-то сделать. Мы — маленькие, ничтожные частички, сами мы не можем ничего». Но тогда человек должен полностью,
Это не значит, что, когда вы сдаетесь, сдача станет причиной, а трансценденция — ее следствием, нет! В тот момент, когда вы сдаетесь, все случается одновременно. Сдача и трансценденция происходят одновременно, сразу, в один и тот же момент. Между ними нет промежутка.
Но Пифагор — не человек молитвы. Он должен идти дальше. Он говорит:
Кажется, он был недостаточно бдителен, когда сказал это:
Как будто бы он потерял бдительность, когда говорил эту фразу. Это чуждо его духу. Или, возможно, он сказал это просто для того, чтобы напомнить: это — тоже путь. Но это не его путь, и поэтому он тут же отвергает его. Он говорит:
«Нет, мы не просим тебя, мы не можем тебя просить. Даже если я попрошу, пожалуйста, не делай этого. Мы должны сделать это сами. Мы должны сделать все возможное, чтобы очиститься. Мы должны выкопать глубокий колодец в своем существе, чтобы открыть источник жизни. Пожалуйста, не вмешивайся. Не делай этого».
Будда никогда не молился. Махавира никогда не молился. Молитва не была частью их пути. Они приложили все усилия, какие только может приложить человек, — сто процентов. Они рисковали всем, и через этот риск они пришли к осознанности. Они омылись, очистились. Их бессознательность исчезла, они стали чистым сознанием. В этой сознательности — трансценденция. Они вспомнили себя.
Пифагор принадлежит тому же пути, что и Махавира, Будда, Патанджали, Лао-цзы, Чжуан-цзы. Он не идет по другому пути: Кришны, Заратустры, Иисуса, Магомета, Миры. Но оба эти пути истинны, действенны, и каждый должен выбрать свой собственный путь, каждый должен решить, к какому типу он относится. Каждый должен заглянуть в себя и определить, к чему он склонен.