Продолжая наблюдать эволюцию «в императорском стиле» Советского режима в 1937 г., Савицкий подчеркивал, что согласно Избирательному закону СССР политическое самоопределение населения не сочеталось с сохранением существующих порядков, подобно как в поданной в свое время записке С. Ю. Витте императору утверждалось, что существование земств не совместимо с самодержавием[811]
. Получалось, что в своем «ритмическом» развитии уже к 1937 г. СССР дошел до воспроизведения положения поздней империи и стоял на грани краха.Политическая система Советского Союза с «народными комиссариатами» и «народным представительством» напоминала «прозорливому» евразийцу дореформенный Государственный Совет (до 1906 г.), в котором все члены назначались императором, причем любой министр в силу царского указа, мог выполнять любые обязанности[812]
. Принципиальной разницы в политической организации двух общеевразийских государственных форм он не видел: «Тогда были2.3. «Идеократическое перерождение марксизма»: изменения в культурно – идеологической сфере
Возрождение евразийских традиций, по наблюдениям евразийца, стало проявляться и в идеологической атмосфере СССР 30-х гг. Савицкий отмечал, что в это время стал наблюдаться «механический возврат» к культуре XIX в. Прежде всего, это обращение к литературному наследию классиков, изучению военной истории императорской России. Здесь, по замечанию Савицкого, проявилось предвидение Н. В. Устрялова, который еще в 20-е гг. выражал уверенность в жизненной силе русской национальной традиции[814]
.Особый повод для оптимизма давала советская историография. Если Милюков, ярый оппонент евразийства, сокрушался в своем историографическом очерке к упоминавшейся «Истории России», что «оказывается обойденной огромная страдальческая, но славная судьба науки русской истории в СССР»[815]
, то Савицкий утверждал обратное: «русская историческая мысль не умерла там. В ней – отзвуки движущих сил русской истории – тех сил, которые ярко сказались в духовном, экономическом и геополитическом творчестве русского народа»[816]. Петр Николаевич был рад, что время «мага исторических махинаций», «Иловайского от марксизма» М. М. Покровского прошло.В цикле статей, посвященных советской историографии, Савицкий проводил мысль, что работы многих ее представителей продолжают традиции русской историографии – «марксистские же «ярлыки» прикреплены к ним чисто механическим образом»[817]
. Более того, он был уверен, что «режим интернациональной коммунистической власти привел к «национализации» русской исторической науки»[818]. В ней стала проявляться «особая психологическая черта»: – это – своеобразный евразийский геополитический принцип в исторических установках.Савицкий приводил массу примеров использования геополитического подхода к отечественной истории советскими авторами, выделяя их работы, «обращенные к Востоку». В частности, труды П. Г. Любомирова, посвященные исследованию торговых связей Руси с Востоком XI–XIII вв.[819]
Евразийские геополитические мотивы прослеживались им и в работах В. А. Пархоменко, который требовал создания науки «истории Восточной Европы, которая связала бы историю народа с историей страны им занятой»[820]. Тем самым, по мнению Савицкого, речь шла об истории России, как особого мира, в составе как западных, так и восточных областей[821].В евразийцы записали и крупного исследователя по периоду Московского Царства – А. Е. Преснякова, который описывал картины совместной русско-татарской борьбы против немецко-шведской экспансии. Савицкий радовался, что в отечественной историографии 20-30-х гг. проснулся интерес к Сибири, который отразился в работах С. В. Бахрушина.
С подачи историка Русского Зарубежья Г. П. Федотова, Савицкий, искренне был убежден, что советский учебник для начальной и средней школы «Краткий курс истории СССР» (1937) под редакцией профессора А. В. Шестакова написан в «евразийском духе»: «Со всей доступной для него силой учебник передает
Именно в этом учебнике, по мнению П. Н. Савицкого, были скрыты «тайны сталинского сердца»[823]
.