Только в слабом свете специальной лампы мерцал на подоконнике круглый, как плафон, аквариум. Динка увидела его в здешнем зоомагазине и не отстала, пока не купили. Сама же и определила, кому в аквариуме жить: двум белым африканским лягушкам, удивительно похожим на маленьких — с руками и ногами, — но как бы расплющенных водяных человечков, то матово-стеклянных в витиеватых лиловых прожилках, то синеющих, то пунцовеющих изнутри. Вероятно, лягушки меняли цвет в соответствии с какими-то своими лягушачьими ощущениями. Они прижились в аквариуме, активно поедали корм, носились кругами, а иногда странно застывали на дне, покачиваясь, прижавшись друг к другу, как в шаге, причем та лягушка, которая сзади, обхватывала ту, что спереди, за живот лапками, отчего возникало впечатление, что первая стремится куда-то, а вторая ее не пускает, тормозит. Действительно ли первая стремилась, в самом ли деле вторая ее тормозила или все было наоборот, никто не ведал.
Но Жанна однажды заметила Аристархову:
— Гляди-ка ты, совсем как мы!
— Мы? — удивился Аристархов. В их жизни было по-всякому, но никогда, кажется, не было стоя.
— Я не об этом, — поморщилась Жанна, — видишь, как он, гадина, вцепился в нее, не пускает?
— Куда не пускает? — неожиданно обиделся за «него» Аристархов.
— Куда-куда? На кудыкину гору! Куда она хочет! — разозлилась Жанна.
— Домой в Россию? — усмехнулся Аристархов.
— Ну конечно, — внезапно успокоилась Жанна, — куда же еще? Домой в Россию.
Аристархов забыл про лягушачий разговор, но через несколько часов за ужином Жанна вдруг произнесла, глядя куда-то в сторону:
— Не знаю, как тебе, Аристархов, а мне Россия не дом.
А что тогда дом, хотел спросить Аристархов, но не посмел, так как сам не был уверен: дом ему Россия или не дом? Если дом, то странный какой-то, такой, что у Аристархова не только никогда не было в нем своего дома, но и вообще не предвиделось, как и у большинства вывозимых из Германии в российское никуда офицеров. Дом, жадно разинувший пасть на скопленные Аристарховым немецкие марки, но щетинисто враждебный всем попыткам хоть как-то в нем устроиться. Последний по времени ответ капитан Аристархов получил наложенным платежом из Вологодской области: за семьдесят заболоченных соток хрен знает в какой дыре с него требовали… сто тысяч долларов. «Дом», которым была Россия, в который предположительно стремилась одна лягушка, а другая ее не пускала, видимо, полагал, что отважнее всего его будут защищать бездомные офицеры.
Аристархов знал, где располагался особняк, в котором убиралась, а теперь, стало быть, еще и прислуживала Жанна. Несколько раз он отвозил ее туда, забирал. Недавно, впрочем, Жанна купила подержанную крохотную «хонду» и с тех пор перемещалась по Германии самостоятельно.
Аристархов поставил свой «форд-аскона» впритирку к Жанниной «хонде». В темноте машины напоминали лягушек, только не стоящих на дне аквариума, а сидящих у края проезжей части улицы.
Аристархов подумал, что как-то скуповато — горело лишь одно окно — света у принимающих гостей немцев. Выкурив сигарету, он обратил внимание, что не видать и машин этих самых гостей.
Далее он действовал быстро и автоматически, как действовал, выполняя боевое задание, будь то разведка местности, подхват с поля боя своих или уничтожение на поле боя чужих.
Аристархов птицей вспорхнул на железную изгородь, птицей же мягко приземлился в саду среди едва шевелящихся на ночном ветру яблонь и вишен, кустов и цветов. Неслышно пробежал по дерну, чуть слышно проскрипел по дорожке из гравия, оказался прямо под освещенным окном. Окно было высоковато — на цокольном этаже, — и в обычном состоянии духа и тела Аристархов не сумел бы так сильно подпрыгнуть, вцепиться пальцами в карниз, подтянуться на одних пальцах. А тут сумел. В обычном состоянии духа и тела, убедившись, что окно занавешено, Аристархов спрыгнул бы на землю, а тут, закрепившись побелевшими, превратившимися в клешни пальцами за край карниза, пошел на локтях вдоль, отыскал просвет в занавесках, уставился в этот просвет одновременно скорбящим и ненавидящим взглядом.
Прежде всего, как и положено обманутому мужу, он увидел огромную кровать, а уж затем лежащего в ней, глупо улыбающегося немца с лысой, похожей на футбольный мяч головой. И наконец — совершенно обнаженную, причесывающуюся у зеркала Жанну. Бог, стало быть, уберег Аристархова от более непристойного зрелища.
Капитан нащупал ногой на стене кирпичный выступ. Пальцам-клешням вышло некоторое облегчение.