Геополитический романс (сборник)

Всю свою жизнь дядя Петя был некредитоспособен. Леону не захотелось валить на него, вернее, на неотлетевшую его душу еще один долг. Свалить который, кстати, было легче легкого. Мужики бы выматерились да и укатили, расшвыривая грязь гусеницами, на тягачах-амфибиях. Что поимеешь с мертвого? Но Леону хотелось, чтобы дяди Петина душа отлетела чистой и незадолжавшей. Хоть и крутой была цена — окончательное разорение хозяйства, в которое дядя Петя вложил бедную свою душу.

— Ты? — с подозрением посмотрел на Леона шоферюга, пожал плечами. — Тогда говори, где ставить, расписывайся в накладных, готовь деньги и продукт.

Леон знал где. Дядя Петя показывал ему луг у озера, который собирался, когда овцы и бараны подрастут, обнести оградой.

Вагоны установили дверями к озеру. Дядя Петя рассчитал, чтобы вонь не несло на деревню.

Леон многократно расписался в шуршащих накладных, отсчитал шоферюгам деньги. С луга хорошо смотрелась белая баня. Она как будто была опутана солнечной паутиной. Дяди Петина душа одобряла место установки вагонов.

Вагонов, которые зайцевцы, по всей видимости, сожгут, как сожгли кузницу.

— Вот договор с автопредприятием, — показали шоферюги Леону бумагу на бланке и с печатью. — Расчет — половина деньгами, половина — сельхозпродуктами. Только потому и согласились. Погнали бы мы тягачи в такую даль за говенные рублишки!

Леон зачем-то придирчиво осмотрел оба вагона. Первый был относительно крепок, необлупленно покрашен. Внутри пахло навозом, в черном стоячем воздухе как будто еще жили страдания, жажда и ужас перевозимых по железным дорогам животных. Одним словом, вполне обычный вагон для скота, в котором раньше перевозили заключенных и представителей народов-предателей. Второй вагон оказался бывшим тиром. Сверху донизу, снаружи и изнутри он был расписан похабщиной, идиотскими графитти, вроде: «Ку-ку осел Маха!», названиями рок-групп, именами популярных звезд местного значения, такими, как, к примеру, Лелик Бу, нафаршированный сплющенными пулями. Раздолбанный и расшатанный, он наглядно демонстрировал тщету попыток поднять сельское хозяйство путем превращения балаганов в хлева на колесах, равно как и тщету поднять на сельский труд молодежь, поклонников Лелика Бу, авторов графитти: «Ку-ку осел Маха!» Леон с грустью подумал, что разминулся со своим поколением. Совсем со всем разминулся.

В превращении балагана в хлев был бы смысл, если бы был жив новый русский фермер дядя Петя. Но он лежал мертвый в просторной белой бане, в какой пристало париться царю или президенту, но никак не нищему, запойному фермеру. Жизнь в Зайцах сейчас протекала под гнетом тайны о смерти новорожденного русского фермера. В угоду тайне Леон платил шоферюгам ни за что.

— Обещал мясом или кролями, — сообщили они.

У Леона возникло чувство, что он предает. Но кого? Не дядю же Петю, которого уже невозможно предать? Не кролей же, которым он распахнул ночью клетки?

Шоферюги быстро подсчитали, сколько больших, малых и средних кролей им причитается. Вытаскивали из клеток за уши, бросали в мешки. Уносили шевелящиеся живые мешки в тягачи.

Каким-то образом, хотя Леон был готов поклясться, что они ни с кем в Зайцах не разговаривали, шоферюгам сделался известным факт дяди Петиной смерти.

— Давай остальных возьмем, — предложили они. — Тут народ нищий, а мы нормально заплатим.

Леон согласился.

Кролям была дарована ночная звездная свобода, их ждали сытные заливные и сухие луга, поля и леса, братья-зайцы и чернобыльский волк, потому что, увы, свобода без рыщущего волка невозможна. Но они выбрали клетки, обернувшиеся грязными мешками, тягачами-амфибиями, уносящими их неизвестно куда.

Впрочем, никто не знал, что правильно, а что нет. Мир давно сошел с рельсов. Сумасшедший машинист вел его сквозь неподдающиеся осмыслению просторы. Сумасшедший проводник размещал на лучших местах худших из людей, лучших же ссаживал, хорошо, если не сбрасывал на ходу на нищих призрачных полустанках. Вполне возможно, кролей ожидала более счастливая участь, чем если бы они выбрали ночную звездную свободу и прочее.

— Жди гостей, — усмехнулся на прощание шоферюга.

— Каких? — тускло полюбопытствовал Леон.

— Когда ехали, порвали две высоковольтные линии. Не пролезали с этими вагонами. Полрайона как минимум без электричества. Нас в независимой Латвии хрен найдут, а сюда точно заявятся. Имей в виду.

Отогнав кроличьи видения, Леон заставил себя слушать Эпоксида.

— Есть объемная импортная красочка под пыль, — объяснял Эпоксид. — Ею тонируется кузов, будто весь мятый-перемятый. Колеса покрываются специальным составом, чтобы, значит, казались лысыми. Ну, по лобовому стеклу жилку паутиной, чтобы как разбитое. На внутреннюю отделку надувается дрань. Но мелочи кое-что. Сиденья как будто порезаны, окурки там на полу. Один попросил, чтобы машина была в дерьме. Не в натуральном, конечно. Твой батя там за старшего. С фантазией мужик. Нормально зашибает. Еще ему приплачивают, что ездит на службу на своей машине отвозит иногда людей, документы.