Такой подход схож с методом Евгения Леонова, который почти везде играл все-таки положительных персонажей, однако в целях обогащения образа в каждом из них искал недостатки.
«У Гии, мне кажется, нет ни одного Яго или Сальери, — справедливо замечал Виктор Конецкий. — Его ненависть к серости, дурости, несправедливости, мещанству так сильна, что он физически не сможет снимать типов, воплощающих эти качества».
Сам Данелия считал, что самые неприятные его герои — плюкане из «Кин-дза-дза!»: «…чатланин Уэф и пацак Би, если разобраться, законченные мерзавцы. Они лживы, трусливы и очень жестоки, но в итоге все равно симпатичны. Почему? Наверное, из-за моей манеры преподносить материал».
Эту же манеру Данелия привнес и в автобиографические книги: «Я очень следил за тем, чтобы мои книжки было интересно читать. Относился к ним как к фильмам. Я же сперва прочитал все эти мемуары. Часто их пишут по одному сценарию: “Учился я хорошо, но золотой медали мне не дали, потому что эта сволочь меня ненавидела. Потом я поступал в институт, но меня не приняли, потому что я не дал взятку этой суке. Но я все равно поступил, потому что моя работа была лучше всех, но, поскольку она была очень смелая, ей эти гады поставили тройку”. И так всех костерить до самого конца. Я же себе поставил цель: ни одного человека не обругать. Про тех, кто мне очень неприятен, просто не пишу. Вспомню, обматерю про себя — и в запас».
«Я и на площадке такой: меня люди подводят, а я стараюсь их понять, оправдать. Если, случается, обматерю, потом долго переживаю: как же так, человеку теперь плохо. А то, что он сделал плохо мне, как-то забывается…»
Галина Данелия, однако, слегка оспаривала последнее утверждение, когда говорила о том, что ее муж «не любит плохих людей. Он, поняв, что человек повел себя непорядочно, просто отсекает его от себя. Даже если тот умоляет, настаивает и пытается объясниться. Он вообще категоричный человек. Решил что-то для себя — и все, точка!».
Кроме того, Георгий Николаевич всегда чувствовал свою ответственность как режиссер, сознавая, что занимается массовым искусством, которое может иметь большой резонанс: «Если я, грузин, снимаю фильм, в котором появится армянин, то не имею права сделать его негодяем. Иначе можешь оскорбить целую нацию. Смотрю кино: появляется узбек — редкостный идиот. Я жду — может, второй появится?.. У нас про это не думают. Ненависть — кассо-во. Это легкий способ повести за собой толпу. Это сплачивает».
«Не думаю о человеке плохо, пока он не докажет противного, — часто повторял Данелия. — И кино мне снимать радостно, потому что выбираю себе компанию, с которой комфортно. Может, и не слишком интересно беседовать с Афоней, но помочь ему охота. Потому что симпатичный парень. В чем-то меня напоминает».
Из этого ясно, что и сантехника Борщова Данелия никак не мог числить среди отрицательных героев, иначе просто не стал бы снимать про него кино.
И зрители ценили столь трепетное отношение режиссера к собственным персонажам. «Когда я был в Америке, мне предлагали остаться, говорили: вас посадят за “Афоню”. Я вернулся, и “Афоню” выдвинули на Госпре-мию. Спросил сведущих товарищей, почему так происходит. Они сказали: поскольку люди у тебя обаятельные, а не отвратительные. Ведь начальство, цензоры смотрят фильмы не в одиночестве — кто с водителем, кто с поварихой, медсестрой, женой, детьми. Некоторые фильмы запрещали не потому, что они против советской власти, а совсем по другой причине»…
«ВЫ СНЯЛИ АНТИСОВЕТСКИЙ ФИЛЬМ…»
«Вы сняли антисоветский фильм», — сказали Данелии на американской пресс-конференции — и посоветовали не возвращаться домой во избежание «посадки». «Первый раз вижу живого диссидента!» — радостно жал руку Данелии некий зритель на фестивале в Сан-Ремо.
Поразительно, но такое восприятие за рубежом картины «Афоня» было повсеместным. Так, известный французский критик-энциклопедист Жак Лурселль высказался о фильме следующим образом: «В лице своего главного героя — фантазера, более грубого и расчетливого, чем герой фильма “Жил певчий дрозд”, но слепленного из того же теста, неуравновешенного и бунтующего против идеологической пропаганды, — Данелия воспевает всех маргиналов»[5]. Ну вот и где, спрашивается, француз разглядел там бунт против пропаганды?
У нас же в «Афоне» ничего подобного не усматривали — напротив, он всегда считался едва ли не самым «советским» из данелиевских фильмов. Причем картина так воспринималась не только зрителями, но и начальством — «Афоню», как уже отмечено, даже выдвигали на Государственную премию (но все-таки предпочтение в 1976 году было отдано Рязанову с его «Иронией судьбы»).
В любом случае «Афоня» — один из редких для Данелии фильмов, снятых по изначально «чужому» сценарию, то есть написанному без соавторства и вообще без ведома режиссера (аналогичный случай еще будет у Георгия Николаевича только с «Осенним марафоном»).